Читать «Браки во Филиппсбурге» онлайн - страница 182

— Прошу вас незамедлительно покинуть бар, — отчеканил Ганс таким голосом, что слышавшие должны были подумать: это говорит человек, решившийся на крайние меры.

Ганс заметил, однако, что противник ухмыльнулся, обнажив два ряда хоть и желтых, но крепких зубов. В единый миг Ганс распознал этого человека, точно долгие годы был с ним хорошо знаком. Герман был примерно его ровесник, возможно, из деревни неподалеку от Кюммертсхаузена — диалект, проскользнувший в одном другом слове, напомнил Гансу родные места. Вырос он наверняка в одном из тех домишек на краю деревни, в которых ютятся немногие безземельные семьи, детей там четверо или шестеро, три комнатушки, отец — поденщик, мать — уборщица в школе, сыновья, как только кончат школу, уходят в город и годами не дают о себе знать. Дети из таких семей были единственными товарищами его детских игр: у них, как и у него, было много свободного времени, у них, как и у него, родители были не крестьяне и не посылали их каждую свободную от школы минуту на луга пасти скот или с корзинами и мешками на поля. Его звали Герман, Унзихерер по фамилии, или Кристлиб, или Шефлер, или Шорер, у него наверняка красавицы сестры, и если бы они еще чистили свои прекрасные зубы, которыми Бог благословил семью поденщика… А послал ли он из своего громадного выигрыша кое-что домой, да, наверняка, он не похож на бездельника, у него темные глаза, но не жестокие, вот, в них даже что-то подрагивает… Да он же боится Ганса, конечно, он никакой не боец, как, впрочем, и Ганс, он просто-напросто корчил из себя героя, возбужденный своим огромным выигрышем, теперь же, как только Ганс двинулся на него, он стал медленно отступать, смотрел на Ганса едва ли не умоляюще снизу вверх, ведь он на два-три сантиметра все-таки ниже, хотя сложения более крепкого и фигура у него куда лучше; неужели он позволит Гансу вот так, шаг за шагом, вытеснить себя из круга, а потом и из бара, нет, этого он не допустит, слишком много глаз следят за ними, слишком далеко он уже зашел, но и у Ганса не было пути назад, их спустили друг на друга, и теперь их несло друг на друга, им ничего уже не изменить. Ганс почувствовал, что страх у его противника пошел на убыль, хотя еще окончательно не выветрился, глаза его все еще выдавали робость перед хорошо одетым господином, он, видимо, принимал Ганса за именитого горожанина, о да, это кое-что значит, Гансу стоило только окинуть одним-единственным взглядом незаметно отступающего парня, на котором мешком висела наспех купленная одежда, и презрение сталью блеснуло в его глазах и погнало быстрее кровь по налившимся силой рукам и ногам; однако противник тоже собрался с духом, мерил взглядами городского господина, выискивая точку, куда бы половчее влепить первый удар. Ганс понял, что нельзя терять ни секунды, если он не хочет пожертвовать своим в некотором смысле моральным преимуществом, единственной его надеждой победить, поэтому он ударил первый, дважды. Но двинуть в живот, треснуть по шее, а тем более смазать по физиономии Ганс не осмелился, он только ткнул дважды в твердо-мускулистую грудь врага. Тот ударил в ответ, но Ганс, более тяжелый, попросту кинулся на противника, как кидаются очертя голову в пропасть. Рухнув на пол, они выкатились с площадки, на которой стоял святой Себастьян, и загремели по лестнице, пересчитывая ступеньки до нижнего балкона. При этом подметальщик, видимо, стукнулся затылком о ступеньку, а Ганс тяжестью своего тела и силой отчаяния усугубил удар. Парень лежал недвижно. Ганс поднялся и с удивлением поглядел на противника. Девицы уже несли воду и тряпицы. Приверженцы Германа склонились над своим предводителем, пытаясь вернуть его к жизни.