Читать «Столовая гора» онлайн - страница 29
Юрий Львович Слёзкин
Алексей Васильевич обрывает на полуслове и тянется за стаканом. От этой идиотской жары пересыхает горло; кроме того, вино теперь такая редкость.
— Вы счастливец, Халил!..
— Да, конечно, что ему еще здесь нужно,— медленно вторит Халил.
— Ничего, ровно ничего,— подтверждает Алексей Васильевич.— И эта продажа — тоже вздор, тоже пустяковинный предлог, авантюристская выходка и ничего больше. Надо только знать, как он удрал тогда, перед отступлением белых, на автомобиле. Как сам себе выстукивал в редакции на машинке удостоверение о том, что он итальянский офицер… А на другое утро исчез так же быстро, как и теперь… Ну что же, каждый ищет для себя компанию наиболее приятную… Нужно отдать справедливость — Тифлис хороший город, несмотря на то, что он столица кинтошской республики… И возвращаться оттуда… Нет, я бы на его месте…
Алексей Васильевич снова обрывает на полуслове, жадно глотая вино. Эта чертовская жажда…
— Да, да, что бишь я хотел сказать?
2
Халил-бек ходит по комнате, щелкает четками — одна, другая, третья.
Если бы знать наверное, зачем приезжал Петр Ильич. Есть люди, с которыми возможен только один язык — язык оружия. Он аварец, дикарь — с этим ничего не поделать. У него своя мораль. Смерть тому, кто обидит женщину или ребенка. Но Петр Ильич, приехав в город, разыскал Халила, доверился ему и стал неприкосновенен. Он понимал, с кем имеет дело. Особа гостя — священна… Если бы только знать наверное, зачем явился сюда этот человек с холодными серыми глазами?..
— Он два раза проезжал по Лорисмеликовской улице,— говорит Халил-бек,— два раза…
Алексей Васильевич смотрит на него с недоумением:
— Ну, и что же из этого?
Потом, после минуты молчания, пряча улыбочку в углах тонких губ, продолжает:
— Вы изумительный человек, Халил, редкий экземпляр вымирающей породы. Даже Париж и наше искусство не сумели вас испортить. Вы наивное дитя, которому нет места среди нас. Я не шучу. Почему вы остались здесь?
— Я не мог уехать.
— Да, конечно, этот ответ разрешает все сомнения. Вы не могли уехать. Но и здесь вы не должны оставаться. Вы согласитесь со мной, если подумаете хорошенько. У нас не понимают простых чувств, не верят слову, не умеют подчиняться закону. Вы магометанин, Халил, и к тому же аварец, нелепый анахронизм среди нас, средневековый рыцарь, попавший в лавку торгашей. Все, что для вас непререкаемо и священно, мы продаем и покупаем.
— Она сказала — не уезжай.
— Благодарю вас за доверие, но я знал это раньше. Она сказала — не уезжай, как могла бы сказать — умри. Для нее это только слова, лишенные смысла. Она и не предполагает, что им можно верить.
— Она сказала — мы уедем вместе,— упрямо возражает Халил. Лицо его темнеет.
— Потому что ей стало скучно здесь, но на другой день она вам говорила другое. Наши женщины не умеют любить рыцарей, им смешны уважение к ним и благородство. Они рабыни сутенеров и авантюристов…
Некоторое время Халил молча, неподвижно смотрит на Алексея Васильевича. Резкая складка ложится у него между бровей. Глаза западают глубоко, смотрят прямо, не мигая, с непоколебимой решимостью. Небольшая, круглая бритая голова его точно вылита из бронзы. Потом он бесшумно опускается на корточки рядом с Алексеем Васильевичем, сжимает сухими длинными пальцами его руку, говорит раздельно и твердо: