Читать «Искатель, 1991 № 6» онлайн - страница 27
Данил Корецкий
— Да, да, торжественность, — упрямо повторил он. — Ведь прерывание жизни — акт еще более значимый, чем рождение!
— Вот даже как? — Викентьев не сводил с судмедэксперта пристального взгляда.
— Именно! Рождение — естественная процедура, запрограммированная природой. И сам появляющийся на свет мало что понимает, практически ничего. И ничего от него не зависит.
Теперь Буренко смотрел прямо в глаза второму номеру. Попов подумал, что Наполеон был для доктора отвлекающей фигурой, а главным оппонентом он считает руководителя группы.
— А здесь, — Буренко показал пальцем вниз, в направлении подвала, — происходит противоестественная процедура, весь ужас которой воспринимается… — он замялся, подыскивая слово. — Приговоренным. Так разве не заслуживает он торжественного ритуала? А вместо этого — ночь, подвал, наручники, отобранный у бандитов пистолет…
— Да какая ему разница? — буркнул Наполеон.
— И вся процедура тайная, с душком предосудительности… Вот это мне и не нравится, хотя я участвую в работе вместе с вами. Ветеран прав — без этого, не обойтись. Но все должно быть по-другому!
— Комендантский взвод, залп на заре? — спросил Викентьев.
— Человечество накопило большой опыт, к сожалению, и в этом страшном деле. Вполне можно перенять что-то более подходящее.
Буренко закончил непривычно длинную речь и откинулся на спинку расшатанного стула.
— Так вот, залп с некоторого расстояния чаще всего калечит смертника, — по-прежнему тихо продолжал Викентьев. — И его все равно приходится добивать выстрелом в голову в упор, ничего красивого в этом нет. А что касается мирового опыта… Гильотина? Гаррота? Меч или топор? Это отбросим сразу. Электростул, на котором жарят заживо иногда десять-пятнадцать минут? Газовая камера, где корчится удушаемый? Виселица, с которой традиционно связано обесчещивание, позор и отсутствие покоя там, — Викентьев поднял глаза вверх.
— Или ядовитый укол в вену, против которого протестуют ваши коллеги потому, что он компрометирует медицинское ремесло?
Викентьев выдержал паузу, но Буренко отвечать не собирался.
— Только красиво и гуманно отправить человека на тот свет нельзя. И требовать от этого процесса эстетической формы — чистейшее чистоплюйство! Ассенизатор всегда пахнет дерьмом, а не французским одеколоном! Но если он не станет работать, дерьмом будем вонять мы все.
— К тому идет, — сердито буркнул Ромов.
— Я вам расскажу одну историю, доктор, — подался вперед Сергеев, и выражение его лица было не самым добродушным.
— Наш товарищ, Женя Гальский, сейчас умирает от рака. Он не совершил ничего плохого, наоборот — честно пахал всю жизнь и был отличным парнем. Ваши коллеги выписали его из больницы на пятый день и поставили крест — для них его уже нет на свете. Парень корчится дома, жена бегает по кабинетам, подписывает десятки бумажек и ставит десятки печатей, чтобы купить промедол. Больше двух ампул в день не дают, а у нас же в здравоохранение это строго… И упаси Бог пустую ампулу разбить или выбросить, только на возврат, учет прежде всего…