Читать «Искатель, 1991 № 6» онлайн - страница 14

Вышедший следом во двор Сергеев деликатно выждал, пока у четвертого номера пройдет приступ рвоты, потом завел коллегу в гараж к раковине с водой, дал таблетку транквилизатора и сам проглотил такую же.

Когда они вернулись в подвал, там уже все подходило к концу. Сивцев и Шитов упаковали аккуратный сверток из специального плотного брезента, будто приготовили ковер для химчистки, переворошили и сбрызнули водой опилки… Ромов спрятал свой инструмент во вмурованный в стену сейф и сидел на табуретке, сложив на коленях натруженные, с выделяющимися венами, руки. Викентьев заканчивал составлять акт: «… сего числа в соответствии с приговором Красногорского облсуда осужденный Кадиев подвергнут смертной казни путем расстрела. Исполнитель приговора — Ромов И. А. Факт смерти Кадиева удостоверен судебно-медицинским экспертом Буренко. Надзор за исполнением приговора осуществлялся старшим помощником прокурора Тиходонского края Григорьевым. Подписи…»

Буренко на удивление аккуратным почерком выписывал справку о смерти. Диагноз: «кровоизлияние в мозг». И это была правда, хотя и не вся, ибо указывался конечный диагноз, а причина: две пули, пробившие основание черепа, — опускалась, как не подлежащая разглашению.

— Расписывайтесь! — первым учинив замысловатую подпись, предложил Викентьев. Члены внутреннего круга спец-опергруппы «Финал» один за другим поставили свои автографы. Затем расписались Григорьев и Буренко.

— Все, что ли? Бумажные ваши души, — сказал Ромов. Кожа у него на лице опять сморщилась и обвисла, глазки обесцветились, и нижняя челюсть со вставным протезом перестала по-бульдожьи выступать вперед.

— Надо же и стресс спять! Я у бабки огурцов соленых забрал — объедение!

Расположились в бывшей диспетчерской. На зеленую, забрызганную чернилами скатерть Буренко выставил бутылку спирта, яблоко и три пирожка, Иван Алексеевич достал из шифоньера потертые тарелки, по-хозяйски переложил из целлофанового пакета десяток остро пахнущих огурцов, вытащил из клеенчатой сумки пакет с бутербродами и как художник, оживляющий натюрморт последним мазком, со стуком поставил рядом со спиртом бутылку «Пшеничной».

— Два часа в очереди стоял, — гордо сообщил он, потирая ладони. — Надо же, дураки, что устроили: люди душатся, давятся, ругаются, дерутся… И за чем? Не еда, не одежда, ее рекой гнать можно, да прибыль — тысяча процентов… Эх!