Читать «КНИГА О ПРАШКЕВИЧЕ, или ОТ ИЗЫСКАННОГО ЖИРАФА ДО БЕЛОГО МАМОНТА» онлайн - страница 79
Александр Етоев
В общем, говоря языком поэзии:
На нас обрушилася оглушительная вонь;
Зловонный сероводородный копотный огонь;
Зловонный шквал, пердячий пар, девятый вал
Зловония обрушился, как будто бы взорвал
Злодей какой трубу клоаки главной — о!
И с ревом хлынуло, в восторге пенясь, вот, оно,
Дождавшееся часа, наконец, перебродившее говно;
Вонючий гной, кой раздирающ нос,
Смердячий смрад, кой разъедащ глаз,
Бурлящая разливом хлынула дрисня,
Как будто стадо мамонтов внезапно вдруг пробил, бурля, понос —
О мама, мама! Где он, мой противогаз!
О, научите кто скорей меня,
Что делать, чтобы прекратилась эта вся хуйня!
Эти державинской силы строки Мирослава Немирова, хотя и сочиненные на двадцать лет позже обсуждаемых здесь событий, как нельзя лучше описывают комсомольский «толчок», откуда черпался и изливался на публику конечный продукт жизнедеятельности организма Медведева и его молодогвардейских единочаятелей...
Наверное, сам Казанцев в жизни был человек нормальный — незлопамятный, отзывчивый, деликатный, тому свидетельство слова Прашкевича из «Беседы», но любой человек нормальный, стоило ему тогда взойти на трибуну, моментально превращался в рычаг, как в рассказе у писателя Александра Яшина.
Рычаг партии в колхозной деревне, рычаг партии в советском литературоведении, рычаг партии в научной фантастике.
Феномен двоедушия — очень интересная тема. Где, при каких жизненных обстоятельствах человек остается самим собой, а где становится государственным рычагом? Почему за рюмкой водки ты вольтерьянец, а делая статью про Замятина, не преминешь назвать роман «Мы» гнусным антисоветским пасквилем? Или окрестить повесть Чаянова «кулацкими нападками на большевиков»?
Неужели причина одна: иначе не напечатают?
В случае с Казанцевым, патриархом жанра, подобная причина исключена, для него вопрос с публикациями всегда решался просто, без оговорок, — здесь причина в постоянстве, традиции.
Мимоходом, к вопросу о публикациях.
Сразу вспомнилось место из «Бедекера по НФ», вот это:
«Кстати, одна из самых поразительных деталей литературной жизни 80-х — это появление каких-то совершенно новых молодых литераторов. Они в то время часто приходили ко мне, неизвестно где добывая адрес. Вот приходил такой литератор, клал толстую рукопись на стол и угодливо говорил: “Геннадий Мартович, прочтите, пожалуйста. Все непроходимое в рукописи, все задоринки, все, что может помешать будущей публикации, я уже убрал. Но вы взгляните, пожалуйста, у вас большой опыт. Я показывал рукопись Николаю Яковлевичу, показывал Анатолию Васильевичу. Они указали мне непроходимые места. Видите заметки на полях? Я учел каждое замечание”. Я печально вглядывался в немигающие глаза литератора: “Все замечания учли?” — “Абсолютно все. Вот видите, Николай Яковлевич… Анатолий Васильевич… Все убрал, ни к чему не прицепишься…” — “А зачем вам это?” — “Как это зачем? Напечататься!”».
