Читать «КНИГА О ПРАШКЕВИЧЕ, или ОТ ИЗЫСКАННОГО ЖИРАФА ДО БЕЛОГО МАМОНТА» онлайн - страница 181

Прашкевич — игрок по жизни.

Ставка с его стороны — талант. Плюс обаяние.

Выигрыш — всегда — практически 100 процентов.

Время собирать камни. Книжка подползает к концу.

О многом я сказать не успел — забыл, не прочитал, недопонял.

Например, не сказал ни слова о технике ремесла Прашкевича. О сбоях, остановках, рефренах — всех этих стилевых изюминах, вкрапляемых в тесто прозы. Эти авторские сбои дыхания, всегда намеренные, каждый раз для чего-то, — рука помощи, протянутая читателю, чтобы он не сбился с дороги. Читатель — друг, друзей не бросают, это закон.

Я мало сказал о щедрости, с какой Прашкевич раздаривает слова. Другой приберегает в копилке образчики словесного драгметалла для самого главного сочинения, которое напишет однажды. Прашкевич поступает по-доброму: все должно удивлять — от малой журналистской заметки, коротенького предисловия к книге, письма, статьи, интервью до повести и большого романа.

Мне легко было писать комментарии к этой книге.

И вообще у нас с Прашкевичем много общего. Например, нам обоим нравится картина художника Семирадского «Римская оргия блестящих времен цезаризма». Всякий раз, когда Мартович приезжает в Питер, мы выпиваем с ним бутылку «Хеннесси» на двоих и идем в Русский музей любоваться знаменитой картиной.

Нам обоим нравятся радующие сердце названия.

Увидим дверь с табличкой «Опилочная» на выходе из метро «Балтийская» в Петербурге и радуемся, как дети в павильоне кривых зеркал.

И добрые названия книжек нам нравятся с Прашкевичем одинаково. «В сладком морковном лесу». «Земля имеет форму репы». И грибные ряды на осеннем городском рынке: лисичкин, опёночный, валуёвый…

Книжка вот-вот закончится.

Геннадий Мартович растворяется в пространстве апокрифа.

Да, мы все плывем по направлению к смерти, но, в отличие от многих других пловцов, мы-то знаем — правда, Геннадий Мартович? — на этом общем для всех пути бывают такие чудесные остановки, что грех жаловаться на Бога и на судьбу. И не надо противиться и спорить с течением жизни, надо только во время помогать себе — там шестом оттолкнуться от какой-нибудь опасной коряги, там чуть-чуть подгрести веслом, чтобы не оказаться в мертвой воде залива...

Я все думал, есть ли такая формула, способная описать Прашкевича, вместить в себя весь его бесконечный космос? И, представляете, я ее отыскал. У него же, в повести «Поворот к Раю».

«— Вы, наверное, любите приврать, Дмитрий Янович? Я имею в виду не работу. Я жизнь имею в виду.

— Приврать? — опешил он. — Это почему?

— У вас глаза такие. Они у вас добрые и великодушные. Они хотят всем добра, а так не бывает. — Она засмеялась: — Добрые люди лгут чаще, чем злые. — И объяснила: — Хотя бы затем, чтобы не причинять зла».

А литература...

Что же литература?

Покуда в человеке живет потребность себя высказывать, литература не умрет никогда. И неважно, на чем будут записывать книги завтра.

Литература не умрет, и лучшее, что в ней есть, останется.