Читать «Клуб Колумбов» онлайн - страница 58
Виталий Валентинович Бианки
«Ага! — думаю. — Всё понятно!» Подошла к пню, — там на земле гнёздышко. Да так интересно устроено: под большим древесным грибом, как под крышей!
Наклонилась — что за чудо! В гнезде четыре голых птенчика и с ними… лягушка! Обыкновенная коричневая травяная лягушка-турлушка. Сидит себе, прикрывая своим телом птенчиков, и лупит на меня глаза.
Я, конечно, вынула её оттуда, — ещё задавит птенчиков! — и бросила в траву. Пока рассматривала птенцов, — она опять тут! Прыг, скок — и прямо в гнездо!
Я возмутилась. «Ты что, — говорю, — с ума сошла! Где это видано, чтобы лягушки в птичьих гнёздах сидели! Марш отсюда!»
Схватила её и отнесла подальше, шагов, верно, за двадцать.
«Сиди тут!» — А сама вернулась к пеньку: зарисовать гнёздышко под крышей-грибом.
Стою, рисую в записной книжке, — минуты, пожалуй, три прошло. Глядь — опять лягушонок пожаловал! Уверенно так направление держит на гнездо. Раз! Раз! — и заскочил в него! Коньки, как я подошла, прилетели оба — и папа и мама — летают вокруг, пищат, беспокоятся страшно. Ну, я быстренько набросала гнездо и пошла.
— А лягушку в гнезде оставила? — ахнула Ля.
— Оставила, — сказала Ре. — Я так рассудила: когда конёк принёс корм детям в первый раз, он не беспокоился? Не беспокоился, хотя лягушонок уже сидел в гнезде. Я отошла от гнезда, стала издали за ним следить. Они сразу умолкли, хоть лягушонка я оставила в гнезде. Значит, их беспокоила я, а не лягуш. Вот и пусть сами разбираются. Кто их поймёт, — коньки, может, из милосердия лягуша пустили: погреться около их птенчиков.
Но это Ре, конечно, шутила.
Мышь-самоубийца
— Смотрите, смотрите! — вбегая в уют-компанию, кричала опоздавшая на собрание Ля. — Я нашла повесившуюся лесную мышь!
И она подняла за хвост большую жёлтогорлую мышь у себя над головой.
Колумбы обступили Ля и забросали её вопросами:
— Как так? Где? Бедненькая! Почему повесилась? Покончила самоубийством? Ты уверена в этом?
— Как же не уверена! Да в лесу у самой Земляничной горки, висит в развилочке ветки ивового куста! — отбивалась Ля. — Зачем бы её туда понесло? На куст-то! Очень ей надо! С голодухи, ясно: вон какая тощая, просто ужас!
— Пожалуйста, — попросил Таль-Тин, — покажите, дайте сюда..
Ля положила мышь ему на стол.
— Чудачка! — сказал Таль-Тин, внимательно осмотрев зверька. — Во-первых, она не тощая, а просто засохшая. Провисела, надо полагать, месяца два — с весны — на кусте, на ветру, на солнце. Вот и высохла. На шкурке, правда, никаких ни ранок, ни других признаков насильственной смерти. Это уж само по себе наводит на мысль о самоубийстве. Да она и есть самоубийца.
— Вот я и говорю! — перебила Ля. — Весной был мышиный голод и…