Читать ««Дети Арбата»: прошлое и современность» онлайн - страница 11
Анатолий Наумович Рыбаков
Более всего, пожалуй, волнует читателей: так ли думал, так ли рассуждал Сталин, как это описано в романе. В подобной реконструкции существуют два пути: от произнесенного монолога — к предполагаемому действию и, наоборот, когда писатель знает, видит действие и, ориентируясь на него, домысливает, как оно обдумывалось. И если писатель сочинил внутренний монолог, который органически связан с делом, с поступком героя, и читатель поверил в это движение мысли, то монолог оправдан. Но если я предлагаю «думы», не соответствующие личности, характеру, действиям персонажа, — получается заведомая ложь. Надеюсь, что таких сталинских монологов в моем романе нет. Посредством их я хотел полнее раскрыть его психологию, его философию и, в частности, философию власти. Подавляющее большинство читателей и критики, выступившие с рецензиями, посчитали, что получился объективный портрет Сталина, что надо мной не довлели личные эмоции. Могу заверить читателей, что ни одно действие Сталина в романе не вымышлено, все они обоснованны.
Спрашивают еще: «Саша Панкратов — это вы?» Все мои книги в какой-то степени автобиографичны. Но у меня нет ни одного литературного героя — моего двойника. И Саша — не я. Это собирательный образ, но в его биографии есть факты и моей жизни. Я попал в Сибирь, как и Саша, 22‑летним студентом Московского института инженеров транспорта. Я нигде никогда не упоминал об этих печальных трех годах. Что они значат по сравнению с тем, что люди провели на лесоповале по 10—15 лет? Поэтому и не писал. До войны скитался по всей России. Так что потом, когда стал заниматься литературой, мне не надо было ездить в командировки, специально изучать жизнь — в этом не было нужды. С первых дней Великой Отечественной ушел на фронт, закончил войну в Берлине в должности начальника автослужбы 4‑го Гвардейского стрелкового корпуса, входившего в состав 8‑й Гвардейской армии, которой командовал генерал Чуйков.
Участь романа «Дети Арбата» решалась 20 лет. У меня не выходит из памяти разговор с Твардовским, состоявшийся летом 1968 года. «Очень горько, — сказал он мне, — что я ничего не могу пообещать Вам. Журнал в очень тяжелом состоянии». И добавил: «Когда нам с Вами будет по 102 года, мы будем вспоминать, как волновались по поводу Вашего романа, и окажется, что зря волновались».
Решающую роль в публикации романа сыграли время, эпоха гласности, которая наступила. Главное содержание конструктивной программы партии сегодня — разворачивать процесс демократизации, чтобы включить активность, заинтересованность человека во все сферы нашей жизни. А как можно разбудить по-настоящему человека, научить его самостоятельно мыслить, не освободившись от того психологического климата, который был создан при Сталине, не очистив, не оздоровив духовную, нравственную атмосферу? Мы должны писать о той эпохе всю правду, и я пишу чтобы показать: вот от чего мы обязаны отрешиться, вот какие путы надо сбросить. Цель перестройки, как я понимаю, — это создание такой нравственной атмосферы, которая вызволила бы все наши духовные силы для самостоятельных действий, самостоятельных решений. Роль искусства, литературы в этом громадная. Я отдаю себе отчет в том, что изменение психологии общества — долгий и трудный процесс, слишком велика сила инерции, велико сопротивление. Но процесс этот начался и, я уверен, будет безостановочным, потому что только такой путь отвечает интересам нашего народа.