Читать «Грозовой перевал» онлайн - страница 144
Эмили Бронте
— Никто не отнесет вашего письма, Кэтрин, — сказала я, — если вы и напишете. А сейчас я потушу вашу свечку.
Я прибила гасильником пламя, и меня за это пребольно шлепнули по руке и назвали «гадкой злюкой». И тогда я опять ушла от нее, и она в сердцах щелкнула задвижкой. Письмо было написано и отправлено, куда надо, через деревенского парнишку, который разносил от нас молоко; но об этом я узнала много позже. Проходили недели, и Кэти успокоилась, хотя она до странности полюбила забиваться куда-нибудь в уголок; и нередко бывало, если я подойду к ней неожиданно, когда она читает, она вздрогнет и нагнется над книгой, явно желая спрятать ее; и я примечала торчавший краешек листка, заложенного между страниц. А еще она завела привычку рано утром спускаться вниз и слоняться по кухне, точно чего-то поджидая. Она облюбовала себе маленький ящик секретера в библиотеке и теперь рылась в нем часами, а когда уходила, всегда заботливо вынимала из него ключ.
Однажды, когда Кэти разбиралась в своем ящике, я приметила, что вместо мелочей и безделушек, составлявших недавно его содержимое, появились сложенные листки бумаги. Это пробудило во мне любопытство и подозрения, я решила заглянуть в ее потайную сокровищницу; и как-то вечером, когда мисс Кэти и мой господин заперлись каждый у себя, я поискала и без труда подобрала среди своих ключей такой, что подходил к замку. Открыв ящик, я выпростала его в свой фартук и унесла все к себе в комнату, чтобы как следует просмотреть на досуге. Хоть я не могла ожидать ничего другого, все же я была поражена, увидев, что это сплошь письма и письма — чуть не ежедневные — от Линтона Хитклифа: ответы на те, что писала Кэти. Письма, помеченные более давним числом, были застенчивы и кратки; постепенно, однако, они превращались в пространные любовные послания, глупые — соответственно возрасту их сочинителя; но местами в них проскальзывало кое-что, казавшееся мне заимствованным из менее наивного источника. Иные из этих писем поразили меня очень странной смесью искреннего пыла и пошлости: начинались они выражением живого чувства, а заканчивались в напыщенном цветистом слоге, каким мог бы писать школьник воображаемой бесплотной возлюбленной. Нравились ли они нашей мисс, я не знаю; но мне они показались никчемным хламом. Просмотрев столько, сколько я посчитала нужным, я их увязала в носовой платок и убрала к себе, а порожний ящик заперла.
Следуя своему обыкновению, моя молодая госпожа сошла рано утром вниз и наведалась на кухню: я подсмотрела, как она подошла к дверям, когда появился мальчонка; и пока наша молочница наполняла ему кувшин, мисс Кэти сунула что-то ему в карман и что-то оттуда вынула. Я прошла кругом через сад и подкараулила посланца, который доблестно сопротивлялся, защищая то, что ему доверили, и мы с ним расплескали молоко, но мне все же удалось отобрать письмо; и, пригрозив мальчику хорошей взбучкой, если он тут же не уберется прочь, я стала у забора и познакомилась со страстным посланием мисс Кэти. Она писала проще и красноречивей, чем ее двоюродный брат: очень мило и очень бесхитростно. Я покачала головой и, раздумывая, побрела к крыльцу. День был сырой, она не могла развлечься прогулкой по парку; так что по окончании утренних уроков мисс Кэти пошла искать утешения к своему ящику. Ее отец сидел за столом и читал, а я нарочно выискала себе работу — стала пришивать отпоровшуюся бахрому гардины и при этом все время приглядывала за девочкой. Птица, вернувшаяся к ограбленному гнезду, которое она оставила недавно полным щебечущих птенцов, метанием своим и тоскливыми криками не выразила бы такого беспредельного отчаяния, как она одним коротким возгласом «Ох!» и быстрой переменой в лице, только что таком счастливом. Мистер Линтон поднял глаза: