Читать «Общедоступные чтения о русской истории» онлайн - страница 130

Число настоящего войска, которое Россия могла выставить вначале против французов, простиралось до 200 тысяч человек. Войско было разделено на две части: одна была под начальством генерала Барклая де Толли, а другая — князя Багратиона; потом обе части соединились. Жестокие битвы у русских с французами были в начале августа месяца за Смоленск. Генералы Раевский, Дохтуров, Коновницын, Неверовский отлично отбивали неприятеля от этого города; но скоро не за что стало биться: от страшной стрельбы, от пожара Смоленск представлял груды развалин. Русские отступили, и французы заняли Смоленск; но здесь из 2250 домов уцелело только 350; улицы были завалены телами убитых и раненых. Наполеон увидал, что война в России вовсе не такая, к какой он привык в других странах, и попытался завести мирные переговоры, толковал, что русские ему вовсе не враги, а император Александр — друг, что не стоит вести войны из-за кофе и сахара, что ничего не выйдет хорошего, когда он займет Москву. Ответа ему не было никакого; а русское войско все отступало; что тут было делать Наполеону? Возвратиться нельзя, стыдно; пошел дальше на Москву.

Император Александр назначил тогда одного главнокомандующего над всем войском, старого, шестидесятисемилетнего генерала Михаила Илларионовича Кутузова. Кутузов стал известен как отличный генерал при императрице Екатерине; его любили Румянцев и Суворов; недавно прославился он блистательным окончанием турецкой войны. 17 августа приехал к войску новый главнокомандующий. «Приехал Кутузов бить французов», — говорили солдаты. Им тяжело было все отступать, хотя отступать и было нужно; и Кутузов сначала пошел назад, но остановился в 108 верстах от Москвы, в Можайском уезде, у Бородина. Здесь 26 августа на рассвете началось сражение, и к вечеру, когда оно прекратилось, с обеих сторон, у русских и французов, выбыло из строя более 100 тысяч человек. Поле сражения осталось за русскими, и Кутузов хотел на другой день опять начать битву; но когда ночью сосчитал урон, то нашел, что биться нельзя, и велел отступать к Москве; французы шли следом.

Узнав о приближении неприятеля, московские жители стали покидать свои дома и уезжать, преимущественно на север и восток; укладывались и увозились дорогие казенные вещи, Оружейная палата, ризницы, архивы; Ярославская и Нижегородская дороги особенно были запружены обозами и экипажами; бедные шли пешком, везли детей на ручных тележках. 1 сентября русское войско расположилось на биваках в двух верстах от Москвы по Смоленской дороге; на Поклонной горе, с которой путешественники, завидев Москву, кланяются ее святыне, — на Поклонной горе сидел старик Кутузов; около него толпились генералы и толковали, что положение невыгодно, нельзя тут давать другого, сражения, Москву не спасти, только последнее войско погубится; вечером в деревне Фили, в избе, где остановился Кутузов, держали военный совет и решили — отдать Москву и войску перейти через нее на Рязанскую дорогу. 2 сентября на рассвете русские войска начали переходить через Москву, а за ними следом явились французы. Наполеон, увидавши Москву с Поклонной горы, сказал: «Так вот он наконец, этот славный город». Подъехав к заставе, Наполеон сошел с лошади и прохаживался взад и вперед, дожидаясь депутации; он по привычке думал, что вот явятся к нему самые знатные жители Москвы, поднесут ключи от города и будут говорить ему приветственные речи. Но он дожидался понапрасну; пришли несколько иностранцев и объявили, что Москва пуста. Наполеон переночевал под городом, в Дорогомиловской слободе, а на другой день, 3-го числа, утром, переехал в Кремль и поместился во дворце. Но еще накануне, 2-го числа, начались пожары, а в ночь с 3-го на 4-е число пламя обхватило большую часть города; в полдень 4-го числа пожар вспыхнул в Кремле, и Наполеон с большим трудом выбрался за город и поместился в Петровском дворце. В продолжение трех суток сгорело в Москве три четверти домов, большая часть церквей была разрушена или разграблена. Русские, не захотевшие оставить Москву, натерпелись больших бед, почти все были обобраны дочиста; хлеба достать было негде, и если где французы прознают про хлеб, сейчас отнимут; собирали овощи по огородам, доставали мокрую муку с барок, севших на дно. Французы ели не вкуснее: у них разложены были костры из дорогой мебели, подтапливались иконами, дорогими книгами и картинами, на кострах кипели котлы, в которых варилась конина; по улицам валялись головы сахару, мешки с кофе, а хлеба не было.