Читать «Кураж. В родном городе. Рецепт убийства» онлайн - страница 9

Дик Фрэнсис

— Привет, дорогой, — сказала мать, подставив мне для поцелуя сладко пахнущую щеку.

Так она здоровается со всеми — от импресарио до последнего хориста. В ней вообще нет материнских качеств. Стройная, элегантная — что кажется таким естественным, но требует больших забот и расходов, — она, приближаясь к пятидесяти, становилась все более внушительной. Обладая страстным темпераментом, она была первоклассным интерпретатором Гайдна, чьи фортепьянные концерты исполняла с волшебной исступленностью. После ее концертов мне приходилось видеть слезы даже на глазах закаленных музыкальных критиков.

И в своих детских горестях я никогда не рассчитывал найти утешение на широкой материнской груди. У меня не было доброй маменьки, штопающей носки и пекущей вкусные пироги.

Отец, относящийся ко мне с вежливым дружелюбием, вместо приветствия спросил:

— Ну как, удачный был день?

Он любит спрашивать. Обычно я коротко отвечаю: «да» или «нет», зная, что в сущности его это не интересует.

Но тут поделился подробнее:

— Плохой день! У меня на глазах человек покончил с собой.

Пять голов обернулось ко мне. Мать удивилась:

— Что ты хочешь этим сказать, милый?

— Жокей застрелился, на скачках. Всего в шести футах от меня. Это было ужасно!

Все пятеро прямо-таки опешили. Я пожалел, что рассказал. Вспоминать оказалось еще хуже, чем быть там на месте.

Но их это не тронуло. Дядя-виолончелист закрыл рот, пожал плечами и вышел в гостиную, бросив через плечо:

— Ну если вы начнете вникать во все эти странные дела…

Будто притянутые непреодолимым магнитом, все они последовали за ним. Я слушал, как они устанавливают свои пюпитры и настраиваются. Потом заиграли танцевальную пьесу для струнных и духовых, которая особенно мне не нравилась. Я вышел на улицу и побрел куда, глаза глядят.

Для душевного успокоения у меня есть только одно место. Но бывать там слишком часто я не хотел, боясь надоесть. Правда, прошел уже месяц, как я видел свою кузину Джоан. А я так нуждался в ее обществе.

Она, как обычно, встретила меня добродушно и приветливо.

— А, входи, — улыбнулась Джоан.

Я последовал за нею. Перестроенные под квартиру бывшие конюшни служили ей одновременно гостиной, спальней и залом для репетиций. Сквозь наклонную застекленную крышу еще проникали отблески заходящего солнца. Огромная и почти пустая комната создавала какую-то особую акустику. И если запеть, как Джоан, — возникала необходимая иллюзия расстояния, а бетонные стены усиливали звук.

У Джоан был глубокий голос, чистый и звучный. В драматических местах она по своему желанию могла придавать ему своеобразный оттенок, напоминающий звучание надтреснутого колокольчика. Как джазовая певица она могла бы сделать состояние. Но рожденная в семействе Финнов не могла и помышлять о коммерческом использовании таланта.

Джоан встретила меня в джинсах — почти таких же старых, как и мои собственные, — и в черном свитере, кое-где вымазанном краской. На мольберте стоял незаконченный мужской портрет, на столике валялись кисти и краски.