Читать «Перловый суп» онлайн - страница 81

А Женя в тот вечер рассказывал о минских волнениях. С его слов, он не имел никакого отношения к демонстрации, но знал о ней (акция поначалу не была связана с Куропатами) и вышел посмотреть на толпу, по журналистской привычке. Огромное скопление людей двигалось по шоссе, а впереди путь был перегорожен автобусами и спецназом в боевом снаряжении. Но толпа ничего этого не видела, она шла по нижней дороге (там два уровня местности). А Женя стоял на виадуке и понимал, что еще несколько минут, и передние врежутся в автобусы, не смогут остановиться под напором задних. Начнется мясорубка.

И тут родилось решение: он увидел, что от шоссе идет ответвление, узкая грунтовая дорога на Куропаты. Передние ее уже прошли. И Будинас вдруг закричал: «На Куропаты!», и толпа услышала, она ломанулась на грунтовую дорогу. И все подхватили: «На Куропаты!»

Столкновения не произошло, крови не было. Но Куропаты -это кладбище, сакральное место с политическим подтекстом, и демонстрация неожиданно получила иное политическое звучание... О Куропатах заговорили на всех волнах.

Недавно его паруса снова поймали ветер. Это был уже не ветер оттепели 1960-х. Публика уже читала Генри Миллера, Харуки Мураками. Нобелевскую премию по литературе уже получила Эльфрида Елинек. И он написал книгу — «Давайте, девочки». Книгу, в которой он окинул взглядом свою жизнь. В этой книге, более чем в других его текстах, чувствуется писательский профессионализм. Ее нельзя читать девочкам. Она должна возмутить свет. Ведь это же Будильник, (Кстати, удивительно совпадение имени — Будинас Евгений Доминикович — и сущности его личности: будить и доминировать).

Я написал ему отзыв, который, кажется, порадовал его. Отвечая, он написал, что планирует устроить громкую презентацию своей последней книги, и совершить турне по дорогим ему местам. Маршрут еще не составлен, но Рязань в него уже входит.

Вячеслав Никифоров

ЕВ Гений, парадоксов друг

Бывают же люди, из которых мозаикой складывается... пусть не портрет, но эскиз эпохи, обобщенное имя которой — XX век!

Он жил в ней, в эпохе, как дома, 50 лет до рождения и 50 после. Евгений был накоротке с веком, век Его устраивал. Век был что надо: безумствующим, кровавым и коварным, вместе с тем — прекрасным и яростным, взывающим к горячим и честным сердцам, дразнящим надеждами и верой в завтрашний день.

Евгений верил в будущее, трезво коренящееся в сегодня. Азартный и неисправимо романтичный. Он боготворил, как мне казалось, здравый смысл. Его смешили дураки и дороги, для Него они априори оставались позавчерашними, а все гениальное, когда бы оно ни рождалось, обречено на успех, надо только двигаться, на месте не стоять. И гении для Него всегда были живыми, их можно было подергать за бороду. Это выражалось в том, что Он прокладывал им дорогу в нашу менталь-ность, цитируя и декламируя их с такой самоуверенностью, будто это Он сам сочинил, а не Блок, Маяковский, Мандельштам... и новые любимые поэты: Евтушенко, Вознесенский, Окуджава.