Читать «Перловый суп» онлайн - страница 120

Евгений Доминикович Будинас

Картинка четвертая. Будинас в собственном соку

По возвращению из Штатов я ожидал скандала, но все обошлось. Будинас с головой ушел в куда менее утопический с точки зрения зарабатывания денег проект. В феврале 1991 года он задал мне неожиданный вопрос. У него часто вопросы получались неожиданными.

— Ты кино любишь? — спросил он, на мгновение оторвавшись от распекания кого-то из снабженцев.

— Смотря какое, — ответил я осторожно, стараясь понять, чего он от меня хочет.

— Какое снимете, такое и будет. Тут у нас вот что намечается...

По всем приметам в том году у нас намечался развал Советского Союза. Этого события ждали все — и внутри страны, и снаружи. Но больше прочих, западные телевизионщики. Они как стервятники кружили в ожидании последних конвульсий великой державы. После долгих размышлений Будинас решил продать разваливавшуюся родину австрийскому телевидению и непосредственно жившему в Вене писателю Стреляному, который задумал снять фильм о том, как это происходит на Украине. За обеспечение съемок — от организации интервью до кормления участников — должен был отвечать я.

Описание месячного путешествия по Украине с писателем Стреляным и четырьмя сумасшедшими австрийцами, требовавшими то полетов на воздушном шаре, то съемок в ремонтных доках для подводных лодок, заслуживает отдельной — даже не главы! — книги. Но к Будинасу это произведение имело бы совсем небольшое касательство. По сути, одним-единственным эпизодом.

Во Львов, где была назначена встреча со съемочной группой, я прибыл заранее. Заехал по очереди в горком партии и штаб «Руха» — там на следующий день были назначены интервью, потом созвонился с боевиками УНА-УНСО, которые должны были рассказать, как ненавидят «москалей», после чего довольный собой направился в гостиницу. В гостинице меня ждал неприятный сюрприз; в номере был Будинас, с которым я за день до этого попрощался в Минске. Он распекал на чем свет стоит «отряженных» со мной водителя и переводчицу. Все в нашей подготовке вызывало его возмущение. Надо сказать, возмущение у него никогда не бывало тихим — всегда яростным; он моментально срывался на крик, крик превращался в ор...

Я и до сих пор благодарен Будинасу за сцену, свидетелем которой стал. Не будь ее, вряд ли бы мне удалось оторваться от его опеки! Когда я вошел, мои помощники понуро сидели на стульях посреди комнаты, а Будинас доводил себя до последней стадии кипения: он потрясал кулаками над головами несчастных и кричал так, что слышно было на улице. При виде этого безобразия внутри у меня что-то щелкнуло, и я тоже заорал. На мгновенье в комнате стало тихо. Этого оказалось достаточно, чтобы я успел вставить единственно правильную фразу.

— Рейс в Минск через три часа, — сказал я, стараясь держаться как можно более спокойно. — Не улетишь ты, улечу я.

И все. Дальше я молчал, Будинас же еще с полчаса чертыхался и грозил всевозможными карами. А потом как-то вдруг собрался и улетел — возиться с австрийцами ему явно не хотелось.

Через месяц, когда съемки документального фильма «Украина» были закончены, я вернулся в Минск с благодарственным письмом от сумасшедших австрийцев. Отдавая обещанные за работу деньги, Будинас не удержался и заметил: