Читать «Собрание сочинений. Т. 17. Лурд» онлайн - страница 78

Священник был растроган страстью этой худенькой девушки, такой молодой и красивой и так страдавшей от тяжелой болезни. Он стал успокаивать ее, указав на г-жу Ветю, неподвижно лежавшую с широко раскрытыми глазами, устремленными на проходивших мимо нее людей.

— Взгляните на вашу соседку, как она спокойна! Она собирается с силами, и она права, отдавая себя, как дитя, в руки господа.

Но г-жа Ветю еле слышно прошептала:

— О, как я страдаю, как страдаю!

Наконец без четверти восемь г-жа де Жонкьер объявила больным, чтобы они готовились. Вместе с сестрой Гиацинтой и г-жой Дезаньо она стала помогать им застегивать платье и надевать обувь. Все старались приодеться, всем хотелось предстать перед девой Марией в более привлекательном виде. Многие помыли руки. Другие развязали свои узлы, надели чистое белье. Элиза Руке нашла наконец карманное зеркальце у очень кокетливой соседки, огромной женщины, страдавшей водянкой, и, поставив его перед собой, тщательно повязала голову платком, чтобы скрыть чудовищную кровоточащую язву на лице. Стоя перед больной, Софи с глубоким интересом смотрела на нее.

Аббат Жюден подал сигнал — пора отправляться к Гроту. Он намерен сопровождать своих дорогих страждущих дочерей во Христе, как он выразился; дамы-попечительницы и сестры остались, чтобы прибрать в палате. Палата быстро опустела, больных перенесли и проводили вниз, причем не обошлось без суматохи. Поставив на колеса ящик, где лежала Мария, Пьер двинулся во главе шествия, состоявшего из двух десятков тележек и носилок. Из других палат также вывели и вынесли больных, двор наполнялся людьми, процессия беспорядочно строилась. Вскоре нескончаемая вереница стала спускаться по довольно крутой улице Грота; когда Пьер достиг площади Мерласс, последние носилки только еще выносили со двора больницы.

Было восемь часов, ликующее августовское солнце пылало в небе изумительной чистоты. Омытая ночной грозой лазурь казалась обновленной и дышала девственной свежестью. И в это лучезарное утро под гору по улице спускалось жуткое шествие человеческих страданий, скопище ужасов; оно развертывалось бесконечной лентой. Это был адский поток, беспорядочная мешанина всевозможных болезней, самых чудовищных, редких и страшных, вызывающих содрогание. Там и сям виднелись головы в экземе, лбы в багровых пятнах, носы и рты, превращенные слоновой болезнью в бесформенные рыла. Воскресали давно позабытые болезни: брела прокаженная старуха, а рядом с ней другая, покрытая лишаями, словно сгнившее в тени дерево. Бросались в глаза гигантские животы, распухшие от водянки, словно бурдюки, и прикрытые одеялом, скрюченные ревматизмом руки, свисающие с носилок, бесформенные, отечные ноги, похожие на мешки, набитые тряпками. Женщина, страдавшая водянкой мозга, сидела в маленькой коляске, и ее огромная тяжелая голова качалась при каждом толчке. Девушка, у которой была пляска святого Витта, безостановочно дергала руками и ногами, судорога сводила ей лицо. Другая, помоложе, громко лаяла, у нее вырывался жалобный звериный крик всякий раз, как от болезненного тика кривился рот. Затем шли чахоточные, дрожащие от озноба, и люди, истощенные дизентерией, худые как скелеты, мертвенно-бледные, цвета земли, в которой им предстояло вскоре навеки уснуть; среди них была одна женщина с ужасающе бледным лицом и горящими глазами, — казалось, в мертвую голову вставили факел. Далее следовали кривобокие, люди с вывороченными руками и искривленной шеей, несчастные существа, искалеченные и изломанные, застывшие в позах трагических паяцев; особенно привлекала внимание одна женщина, у которой правая рука была откинута назад, а левая щека лежала на плече. Были здесь рахитичные девушки с восковым лицом и тонкой шеей, разъеденной золотухою; женщины с желтыми, отупевшими от страданий лицами, обычными у страдающих раком груди; иные лежали, устремив печальные глаза в небо, как бы прислушиваясь к боли, которую им причиняли опухоли величиной с детскую голову, распиравшие их внутренности. Их было много, они следовали друг за другом, вызывая содрогание, одни ужаснее других. У двадцатилетней девушки, со сплющенной, как у жабы, головой, свисал чуть не до живота огромный зоб, точно нагрудник передника. За нею следовала слепая, с белым, как мрамор, лицом, с двумя кровоточащими дырами вместо глаз — язвами, из которых вытекал гной. Сумасшедшая старуха, впавшая в детство, с провалившимся носом и черным ртом, заливалась жутким хохотом. Внезапно эпилептичка стала биться в припадке на носилках, брызгая пеной; а шествие, не замедляя хода, все текло, словно подгоняемое вихрем лихорадочной страсти, увлекавшей его к Гроту.