Читать «Воспитание по-новому» онлайн - страница 13
Маруся Светлова
И парадокс заключается в том, что когда мы говорим с ребенком об окружающем его мире — о котятах или бабочках, о листиках или тучках, наша интонация полна уважения и любви. Но когда мы начинаем говорить с ребенком о нем самом, о его поступках — что-то случается с нашей интонацией, что-то происходит с нашими лицами. И мы уже не так доброжелательно и открыто, не так мирно говорим ему:
— Ты зачем это сделал? Ты что, не понимаешь, что так не делают!
— Ну-ка сейчас же брось эту гадость! Я кому сказала!
К сожалению, очень часто происходит это превращение из только что мирной мамы, рассказывающей о комарике или стрекозе, в гневную, строгую мать, говорящую с ребенком
— Моя мама плохо себя ведет! — заявил однажды мой внук, придя на кухню, где я готовила ужин.
— Плохо себя ведет? И что же она делает? — поинтересовалась я.
— Она корчит рожи! — заявил ребенок, и я после его слов потеряла дар речи от изумления.
— Корчит рожи? Как это — корчит рожи? Где? Зачем? — спросила я, оправившись после такого неожиданного заявления.
— Пришла ко мне в комнату, — начал объяснять ребенок, — стала говорить мне, чтобы я все убрал, и начала корчить рожи! — сказал он возмущенно и сделал такое лицо, которое, по-видимому, и показывало, какие «рожи» корчит мама. Его физиономия приняла сердитое выражение, он насупил брови и пристально посмотрел на меня. Я едва сдержалась от хохота и отвернулась, чтобы он не увидел улыбку на моем лице.
— Маруся, ты поговори с мамой, скажи, чтобы она рожи не корчила! — Он сказал это строго, требовательно и вышел из кухни, а я тихо рассмеялась. И подумала — и правда, зачем родители «корчат рожи», когда говорят с детьми? Почему бы им не говорить с нормальными, спокойными, открытыми, доброжелательными лицами?
Позже, когда я рассказала дочери о нашем разговоре и попросила ее не «корчить рожи», мы вдоволь насмеялись. И дочь, изумленная этим рассказом, тем, как ее воспринял ребенок, говорила с удивлением:
— Нет, мам, ну ты представляешь, я к нему раз зашла, говорю: «Убирай игрушки». Второй раз захожу — он продолжает играть. Захожу еще раз и уже говорю ему строго: «Так, что это такое? Ты почему ничего не убираешь?» — И дочь сделала при этом такое лицо, какое недавно изобразил малыш. Я расхохоталась — она опять «корчила рожи», — и дочь, поняв, почему я смеюсь, тоже рассмеялась и сказала удивленно:
— Надо же, я даже не замечала, что я такое лицо делаю…
Но именно с «такими лицами» общается с детьми большинство родителей. Мы становимся строгими мамами и папами, которые уже не
Мало того, как только мы подходим к оценке поступков ребенка, объяснению ему, что так делать нельзя, проявляется еще одна особенность нашего использования этого метода. Мы входим в роль «учителей», «лекторов», «педагогов». Тут, я думаю, и включаются наши неосознаваемые, но очень хорошо работающие убеждения, что ребенок — существо бестолковое, которое учить и учить надо, а родитель — тот мудрый и знающий, который его сейчас и научит. И мы с высоты нашего положения высокомерно и непринимающе говорим:
