Читать «Рассказы о Великой войне» онлайн - страница 5
Марина Струк
Часы, подвешенные на тонкую бечевку к ветке, снова качнулись, когда ворона вдруг взмахнула крыльями и сорвалась с места, полетела дальше, к лесу и реке, видневшейся в прицел тонкой ниточкой. Ната снова отвлеклась на циферблат и едва успела заметить легкое движение в метрах пяти от ловушки, разглядела «Франца четвертого» так отчетливо, словно он рядом стоял. Тот тоже внимательно смотрел на нее в прицел, а потом перекатил во рту конфету языком, прежде чем нажать на курок.
— Коля…, — беззвучно прошептала Ната вдруг, а потом выстрелила, выигрывая у «Франца четвертого» какие-то доли секунды, когда тот отчего-то замешкался, замер на миг, глядя на нее через расстояние, разделяющее их. Уже падая навзничь в траву, с пулей, вошедшей прямо в лоб под край каски, он все же успел нажать на курок.
Ната приедет на это место, когда будет догонять свой батальон, возвращаясь из госпиталя. Странно, но часы, на безмерное удивление Наты, все еще будут висеть на том самом месте, на ветке березы, припорошенной снегом. И даже будут тихонько тикать в странной для Наты тишине, ведь та запомнила окрестности совсем иными, чем сейчас. Она приложит часы к уху, чуть вздрогнув, когда холодное стекло коснется нежной кожи, и будет слушать их тиканье, закрыв глаза. И вернется мысленно в осеннюю ночь, когда ее обнимали крепкие руки, а под ухом точно так же мерно и тихо стучало сердце, и, казалось, не было войны…
Однажды в феврале, или Анна и Нюра…
Юлия Друнина
Нюра в последний раз проверила огонь в печи, подкинула несколько сучковатых поленьев, чтобы тот не погас скоро, отдавал тепло в течение всей ночи. Потом распрямила больную спину с легким стоном и, отодвинув ситцевую занавеску, поправила одеяло на спящих на лежаке детях. Пять детских головок: две светловолосые — ее собственные детишки, остальные — приемыши.
Один — Силантьихи, что была расстреляна в прошлом году за связь с партизанским отрядом, другие два — молоденькой учителки, жены лейтенанта, служившего в городе перед самой войной. Учителка та приехала в деревню на лето в тягости да с малолетним сыном, и так и осталась тут, не успев уехать к мужу, когда грянула война. Сгинула она — как сказали позже Нюре, попалась под облаву немецкую, когда ходила в соседнее село выменять на кулечек гречихи или овса свое последнее платье, оставшееся от той прошлой жизни. Так и осталась Нюра за мать ее ребятишкам, ходила за всеми пятью, голодала сама днями, но их выхаживала, не делая различий между своими и чужими. Да разве и могут быть они чужими, эти дети, обездоленные войной?