Читать «Сказки дальних странствий» онлайн - страница 2

Когда я увидел удава, медленно обвивающего своим радужным телом тонкую коричневую шею индийца, я сразу подумал: «Вот что мне нужно!» Индиец даже не торговался. У него горели от счастья воспаленные глаза, когда я отсчитывал ему деньги — сущую мелочь. Удав оказался покорным. Мы уложили его в большую клетчатую сумку, и индиец помог мне донести его до трапа. Вахтенный даже и не спросил, что я такое несу, — мало ли что можно купить на Цейлоне, да и вообще вахтенному было не до меня, он изнывал от липкой, удушливой жары. Я достал у артельщика ящик из-под консервов и оборудовал для змея уютное гнездышко под раковиной, почти как у Нестерова, где жил его крокодил. Честно говоря, спать мне было трудновато: удав все время шевелился и шуршал своей шкурой. Утром я напоил его молоком и пошел на вахту. Тут-то все и случилось.

Ну откуда мне было знать, что индийцы опаивают этих демонстрационных змей наркотическим пойлом, от которого они становятся вялыми и покорными; возможно, продавший мне удава, что-то и объяснил, он много говорил дорогой, но я не понимал его языка… Мой змей за ночь отошел, а молоко, наверное, совсем привело его в порядок, он легко выбрался из каюты и пополз по палубе прямиком в бухгалтерию — там всегда двери настежь и яркий свет. Бухгалтерские девчонки подняли такой визг, что пожарный чиф объявил тревогу. Бедного удава били струей из огнетушителя, поливали из шланга, потом боцман догадался приволочь рыболовецкую капроновую сеть, да и то, пока тащили змея к борту, он успел ее порвать, и вообще натворил дел: поломал в бухгалтерии стулья, два арифмометра и начисто изгадил квартальный отчет, — но, может быть, все это сделал не он, может быть, всё покалечили те, кто его ловил, — ботом на тварь легче всего спихнуть. И не имели они права его топить. Дело не в том, что я за него заплатил, это пустяки, хотя все-таки тоже деньги, но я успел ему дать имя — Гоша, это в пику Нестерову за то, что тот не посмел назвать по-человечески крокодила, — а если у твари есть имя, то с ней нужно обращаться не так грубо.

Я, конечно, пытался это объяснить на командирском совещании, но разве можно что-нибудь доказать таким несерьезным людям, как моряки! Я все вытерпел: их улыбки, переходящие в сардонический хохот, полную сарказма речь старпома, — все это было пустяком по сравнению с одним-единственным словом Нестерова, брошенным, как бы ненароком, сквозь зубы, сжимавшие мундштук трубки: «Факир». Я сразу оценил, что это значит. А значило это — мне влепили кличку, и теперь от нее ни за какие коврижки не отделаешься, даже если перейдешь на другой пароход; кличка на флоте — страшное дело, потому что каким бы ты ни был моряком, но если тебя зовут не по фамилии или по должности, а по кличке, то ты словно бы человек более низкого сорта, в чем-то пожизненно проштрафившийся. И, поняв все это, я тут же решил: вот чего я Нестерову никогда не прощу.

Да, я не мог терпеть никакого напоминания об истории с удавом, по сегодня для Юры сделал исключение, сегодня я ему все прощал, и он мог дотошно составлять список моих прегрешений, потому что речь сейчас шла не обо мне, а о Луке Ивановиче. Утром в Сиднее капитан уходил с «Чайковского».