Читать «Спасти и сохранить» онлайн - страница 7
Аркадий Рух
Перед ним, проявляясь, выступила фигура. Светлая на светлом, она не сливалась с окружающим, но не была и вне его. Она… Нет таких слов в земных языках, чтобы описать её… Гвидо замер.
Конечно, не сразу. Кто он тут, среди сонма праведников! Подумаешь, погиб в крестовом походе… Такие, наверное, сюда сотнями попадают. Не всех же — сразу в ангелы… Гвидо и в рыцари-то посвятили лишь после первого подвига. Да только что здесь те подвиги и та слава…
— Господи! — взмолился он. — Дай мне дело, достойное моей любви к Тебе! Что должен совершить я во славу Твою?
«Хорошо, рыцарь».
Отовсюду звучащий голос проникал в сокровенные глубины души.
«У Меня есть служба для тебя и нужен ты Мне. Но служба Моя тяжела».
– Да будет воля Твоя, Господи.
Гвидо не колебался. Сейчас он готов был в одиночку броситься на сарацинское войско, отправиться в бесконечный поиск Чаши, вызвать на поединок дракона… И когда славный немецкий рыцарь понял, что ему предстоит совершить, он лишь склонился в смирении, тщетно пытаясь скрыть растерянность.
Неисповедимы пути Твои, Господи!
Третий
Было темно, но совсем-совсем не страшно. Серёжка осмотрелся. Интересно, где это он? Почему-то казалось, что темнота вокруг существует лишь для него, что где-то рядом — яркий-яркий свет, ярче и ласковее того, южного, которым ему запомнился Крым, когда они с мамой ездили на море. Серёжка словно оказался в том плотном чёрном конверте, где фотограф дядя Костя хранил ещё не проявленные пластины. Ему очень захотелось выбраться из этого противного конверта, подставить лицо под теплые солнечные лучи, искупаться в них.
Лишь Серёжка подумал о солнце, как вокруг стало светлее. Он знал, что стоит оглядеться — и ему откроются самые необыкновенные картины. Но разве можно было сейчас глазеть на всякие чудеса! Ведь навстречу шла мама.
Он уже давно не видел маму такой красивой, только во снах. Последнее время она сильно уставала на работе: с началом войны на заводе совсем не осталось мужчин. У неё появились противные, вызывающие в Серёжке тихую жалость, морщинки и первая седина. А сейчас мама была такая же молодая, как в самых ранних его воспоминаниях.
– Мамочка! — закричал Серёжка, бросившись к ней.
— Сынок… — мама обняла сына, притянула к себе, ероша его волосы. — Вот где свиделись…
Серёжка понял.
— Мама… Мама, ты… тебя тоже?
Она чуть виновато вздохнула.
— Так получилось, сынок. Зима в Ленинграде была страшная. Многие теперь здесь.
— А я… — Серёжка запнулся, подбирая слова. Он хотел рассказать о своём единственном бое, о Первом Номере Владимире Степановиче, о…
— Я знаю, сынок. Я теперь всё знаю.
Он верил ей. Он всегда верил маме.
— А мы победим?
На мамином лице появилась слабая улыбка.
— Конечно. Не скоро ещё, но обязательно победим. Только знаешь… — она чуть помедлила. — Эта война ведь не последняя. Ещё будут войны. Будет и самая главная.
Мама замолчала. Серёжка тоже молчал, желая и не смея задать мучительный вопрос.
— Мама, а нельзя сделать так, что бы никто больше никогда не воевал? Что бы все жили мирно и были добрыми?