Читать «Мой знакомый медведь» онлайн - страница 109

Витьке пришлось привязывать своих собак к новому тросу: старый утонул глубоко в снегу.

В больницу привезли охотника, который возвращался на собаках из тайги и так рассек лоб о телефонный провод, что пришлось накладывать швы на рану.

Из снега торчали только верхушки железных труб. Хлеб продавали прямо в пекарне, которую тоже замело. Буханки подавали в форточку, но она была так глубоко, что к ней удобнее было подползать на животе, совать руки куда-то в снежную яму и получать оттуда теплый хлеб, не видя даже, кто его выдает.

Как только проглянуло солнышко, среди барханов снега нашлись любители купаться. Незамерзающая речка кое-где пробивалась даже среди таких снегов. Укрываясь от течения за камнем, вороны с удовольствием плескались рядом с искрящимся на солнце снежным берегом. Приседали друг перед другом, топорщили перья, подхватывали воду крыльями и обдавали себя брызгами. К ним подлетали еще вороны, и в речке поднимался такой шум и плеск, как будто в ней купались ребятишки. Потом вороны с довольным видом рассаживались на ветки и шуршали перьями — сушились.

В пургу они, словно белые куропатки, прятались в снегу, возле кустов. Только не зарывались в него, а, повернув носы встречь пурге, ждали, когда она сама прикроет их снегом.

От ветра стая черных ворон пряталась однажды в протоптанной в снегу глубокой тропинке. Птицы выбрали место, где тропинка пролегала поперек ветра, и спрятались в ней, как солдаты в траншее. Витька шел с работы, и, услышав его, вороны высунули головы. Из снега торчала цепочка черных вороньих голов.

Метель замела все помойки. Поэтому как только где-нибудь появлялся человек с грязным ведром, птицы кучей летели к нему, зависали над головой и нетерпеливо ждали, когда он выплеснет ведро, чтобы успеть схватить какой-нибудь кусочек.

Одна ворона, Витька прозвал ее Пашкой, выделялась среди других рваным крылом и отвагой. Она прямо на ходу без страха садилась на край ведра и орудовала в нем, следя, однако, глазом и за человеком.

Кошки, вороны, собаки — вот и вся живность, которую Витька теперь наблюдал, безвылазно сидя в поселке над грудой учебников.

Вот Букет уселся на снежный бархан перед домом, поднял голову к прозрачному, едва заметному при солнце месяцу, и над поселком заиграл, покатился его густой, мощный голос. В нем не было ни жути, ни тоски, как в волчьем вое. Букет не выл, а будто пел — уверенно, самозабвенно. Он еще не окончил руладу, а во всех концах поселка ее дружно подхватили ездовые псы. Собаки поднялись из снежных лунок, вскинули головы и завыли на разные голоса, прижимая уши и полузакрыв глаза. То одна, то другая упряжка выделялась из общего хора, а потом их опять заглушал голос Букета. Дослушав последние ноты хора, Букет вытянул передние лапы, потянулся, сладко зевнул и, покружившись на месте, свернулся на снегу клубком.

Он никогда не отвечал на вой других собак. Но на гудок океанского судна или на чуть слышный гул самолета отзывался первым, вовлекая в эту перекличку всех ездовых собак. Порой какая-нибудь упряжка начинала «концерт». Но это всегда получалось плохо. Когда же голос подавал Букет, над всем поселком перекатывалась по-своему красивая, берущая за душу мелодия.