Читать «Прогулка в Тригорское» онлайн - страница 26

П. А. ОСИПОВОЙ

Благодарю вас за цветы, Они священны мне, порою На них задумчиво покою Мои любимые мечты; Они пленительно и живо Те дни напоминают мне, Когда на воле, в тишине, С моей Каменою ленивой, Я своенравно отдыхал Вдали удушливого света И вдохновенного поэта К груди кипучей прижимал. И ныне с грустью (безутешной) Мои желания летят В тот край возвышенных отрад, Свободы милой и безгрешной. И часто вижу я во сне: И три горы, и дом красивый (!), И светлой Сороти извивы Златого месяца в огне, И там, у берега, тень ивы, Приют прохлады, в летний зной Наяды полог продувной; И те отлогости, те нивы, Из-за которых, вдалеке, На вороном аргамаке, Заморской шляпою покрытый, Спеша в Тригорское, один Вольтер, и Гете, и Расин — Являлся Пушкин знаменитый; И ту площадку, где в тиши Нас нежила, нас веселила Вина чарующая сила, Оселок сердца и души, И все божественное лето, Которое из рода в род, Как драгоценность, перейдет: Зане Языковым воспето.

Восторг, вызванный в Языкове пребыванием его в Тригорском (куда, кстати заметить, ему после 1826 года не удалось ни разу во всю жизнь заглянуть) — для нас, по крайней мере, совершенно понятен. Он объясняется следующими причинами: радушием хозяек, красотой, умом и грацией ее дочерей, живописностью местности, тесною дружбой, соединявшей Языкова с молодым хозяином, наконец счастьем быть с Пушкиным, которого боготворила в то время вся грамотная Россия. Добавьте сюда то обстоятельство, что Языков был в то время в самой цветущей поре восприимчивой, впечатлительной молодости, и весь лиризм, вызванный в нем пребыванием его в Тригорском, вполне объяснится. «Обитатели Тригорского, — замечает в одном из писем своих Языков,- ошибаются, думая, что я притворялся, когда воспевал часы, мною там проведенные: как чист и ясен день — чиста душа моя! Я вопрошал совесть мою, внимал ответам ее, и не нахожу во всей моей жизни ничего подобного красотою нравственною и физическою, ничего приятнейшего и достойнейшего сиять золотыми буквами на доске памяти моего сердца, нежели лето 1826 года! Кланяйся и свидетельствуй мое почтение всему миру Тригорскому!»

Искренность этих задушевных слов едва ли может подлежать сомнению.

В первых числах августа 1826 года молодые друзья наши, Вульф и Языков, уехали в Дерпт.