Читать «Тайна деторождения: практика и теория» онлайн - страница 64

Елена Саринова

— Вот ты — мразь. Она же — дочь твоя.

— Тем более, — развел руками инкуб. — Значит, я имею на нее все права. Выбирайте сами. Больше повторять не стану и еще… даю слово, что оставшиеся двое уйдут отсюда в целости. А так же в ней и останутся, если, конечно, не надумают вновь нанести сюда внеурочный визит, — и подмигнув мне, растворился… там, где стоял…

Рубанувшая об косяки дверь, заставила меня вздрогнуть, но, тут же отрезвила:

— Я не буду играть в его игры. Ник, еще есть надежда.

— Надежда всегда есть, — глянул он на меня. — Иди ко мне, — и с силой прижал к груди. — Надежда всегда есть, любимая…

— Ник.

— Что?

Я не знаю… Я не знаю, о чем можно в таких случаях говорить? О том, как мы докатились до этого хобьего места? О том, какие ошибки при этом совершили? О том, что будет, когда наступит за здешним куполом рассвет?..

— Я так люблю тебя, — заглянула я в вечно смеющиеся, гранитно-серые глаза. Они сейчас едва различимы в красном мареве из мизерного окошка. — Я так тебя люблю. Прости меня за все, что я…

— У тебя морщинка на лбу появилась.

— Что?!

— Когда ты хмуришься, — неожиданно улыбнулся он. — Не хмурься.

— Не буду, — мотнула я головой. — Но, если считать наши морщины, то…

— Мужчину они красят.

— Шрамы вас красят и синяки. Хотя в твоем случае, с такой Дамой сердца, — и провела ладонью до его «клятвенного клейма» под рыцарским панцирем.

— Угу. А помнишь, как его пытался прочесть тот старик, что сдавал нам домик у моря? Все думал: на чидалийском написано.

— Ага. Неделю на твой голый торс искоса щурился, а потом не вытерпел и, все же спросил… И следующую неделю щурился уже на меня.

— Мужская солидарность.

— Конечно. Если при этом еще и демонстративно вздыхать, разводя руками.

— Ну, так, весело же было?

— Ага. Особенно после того, как он, прощаясь, сказал: «Я, вообще-то — вдовец». И перекрестился.

— Но, зато мама твоя оценила, — засмеялся Ник.

— Это — да. Она тебя всегда высоко ценит.

— А, помнишь, как мы на восьмом курсе под дождь попали, и я тебя привел к вам домой насквозь мокрую? А она тогда, сразу с порога…

— Ну да. Еще бы…

— И всегда так было….. нет, нос я сам разбил…

— … неделю потом стороной его кабинет……… Ник…

— Ник… Ник?.. Ник!!! — мутный рассвет за тем же маленьким окном. Туши псов на полу в лужах темной крови. Я — в углу у стены, прикрытая мужской курткой. Дверь в комнатку — нараспашку. И его… нет. Ник!!! Он все решил за нас троих. Он так решил. — Ну, уж нет, мой любый! — и подскочив на онемевшие ноги, криво понеслась к двери.

Ба-бах! Где вчерашний темный коридор? Хобий инкубов дворец сменил «декорации» и я, прямо от треклятого сейфа вымахнула в огромный, освещенный десятками факелов по стенам зал. Вымахнула и через пару ярдов застыла…

Вдоль уходящих ввысь каменных стен, под факелами — «зрители». Стайка дев в арабских легких платьях. Им тут зябко, но, жутко интересно — тянут на меня свои шеи. Рядом, на высоком стуле — их «господин». С одной стороны от него — Калантия, шмыгает носом и тоже косится. С другой… Варвара. Глаза — мутные и будто стеклянные. Сволочь. Какая же он — сволочь… «Сволочь» сидит, облокотившись на боковину стула и тоже глазеет. С выжиданием переводя взгляд с меня на… Моя ж ты… мать. В самом центре этого «театра инкуба» — огромное металлическое колесо, подвешенное на оси, прикрепленной к невидимому в темноте потолку. А по всему его диаметру, на веревках за руки подвязаны над черной круглой ямой… Мне сначала показалось: обман восприятия…