Читать «И лун медлительных поток...» онлайн - страница 169

О, боги, почему вы принимаете в жертву кровь?!

Но как же так, Леська поднял руку на священные дары — и не окаменел, не разорвался в мелкие клочки и не повис туманом на еловых лапах. Почему в Леську не ударила молния и не превратила в серую золу? Тимофей верил своим богам, верил в их нерастраченное, необоримое могущество, но боги молчат. Молчат, поруганные и оскверненные. Наверное, они уступают в силе русскому богу, который живет в таких красивых дворцах… И уже не остается прежней веры даже перед этими священными дарами. Наверное, оттого, что боги не наказали Леську.

Тимофей бросил за плечи тяжелую пайву, туго затянул ремень и взял в руки ружье.

— Прощай, милая женщина! — тихо сказал Тимофей, но усомнился, слышит ли, видит ли его будто одеревеневшая Пекла. — Остальное возьму в другой раз, сразу не унести… К богам вернутся их жертвы.

Он распахнул тугую, скрипучую дверь и вышел. Остановился, жадно глотая свежий морозный воздух, зачерпнул пригоршню снега и отер горячее, раскаленное лицо.

— Тим-пей! — зыбким болотом качнулась перед ним пьяная Лыкерья. — Ты зачем, Тим-пей, длинно говорил со старухой? Ты у нее выпытывал, куда Леська свой клад схоронил?

— Какой клад? — постарался удивиться Тимофей. — Что ты трещишь клювом, как кедровка?

Он окинул взглядом небо, встал на лыжи и быстро заскользил к темнеющему кедрачу.

5

Только сейчас, в лесу, Тимофей почувствовал усталость, словно после долгой погони по снежной целине. Голова стала тяжелой — глина тебе и глина, а на плечах словно по мешку сырой рыбы, и скользят те мешки с загривка на спину, тягуче стонет поясница. Ох, тяжела пайва… А мысли-думы уже бегут впереди него, толкаются, сбивают друг друга с тропы, и торопятся они к Сандро, к его костру… Тимофей так и не решил, как поступить с женщиной, убежавшей от мужа. Когда они с Сандро нашли ее, было ясно — вернуть Саннэ отцу, а тот уже с Леськой порешат. Но Леськи нет — как же теперь?

К полудню он вышел на широкое моховое болото, которое плавно спускалось по склону в долину Тэла-Я — Зимней реки. На дне реки, раздвигая песчинки, бились роднички, вода всегда оставалась живой, только в редкие годы речушка целиком застывала, но ненадолго — ледяную корку прокусывала парящая полынья. И сейчас она парила в густом березняке, что осенял ее левый, пухлый, моховой, берег в мягких оплывинах, отчего правый, гривастый, берег в кедраче казался твердым и скалистым. На вершине осеребренной березы кормились угольно-черные косачи, приборматывая, обирали почки. Несколько косачей, взмахивая крыльями и выгибая красные брови, водили рыженьких, будто проржавевших на холоде, подружек по высоким кочкам, по-куриному разгребали лапами снег и кормились клюквой.

— Вот и ладно, вот и хорошо! — Тимофей решил сделать привал. Он затаился за толстой березой и приготовил три патрона. На вершине косачи сгрудились гроздью, и он ударил в эту гроздь, и, пока глупые птицы, вытянув шею, прихлопнули глазами, Тимофей успел выстрелить второй раз и вновь попал удачно. Резко повернулся Тимофей — на высокой кочке красные брови выгибали косачи.