Читать «Обратная сторона» онлайн - страница 44
Ольга Петровна Иженякова
Кто-то из родни попробовал объектив камеры заслонить рукой, тогда ученый повернулся в другую сторону и стал снимать развешенные по стенам песцовые шкуры.
Тут решила вмешаться я.
— Извините, пожалуйста. — Я подошла к делегации. — Здесь не принято снимать.
Сразу же я стала объектом всеобщего внимания.
— Скажи русакам, — обратился ко мне хозяин, — чтобы убрали камеру и не злили Тэтамбоя. Если он рассвирепеет — а сегодня ему можно, — то вся делегация останется здесь навсегда!
Я все перевела. Ученые поняли и, совещаясь, отошли в дальний угол чума, как раз к тому месту, где сидел и разговаривал шаман. Правда, они на него не обратили особого внимания. Собственно, он на них тоже.
Примечательно, но со мной хозяева старались говорить пусть и на ломаном, но русском языке, когда же в чум вошли москвичи, они все дружно, не сговариваясь, перешли на родной язык. И мне пришлось внимательно вслушиваться в разговор: к своему стыду, я язык ханты не так уж хорошо знаю. К тому же у березовских ханты довольно своеобразный диалект.
А между тем начиналось довольно интересное зрелище. На середину чума вышел наряженный сват и сказал:
— У нас есть очень хороший молодой человек, но некому шить и чинить ему обувь и одежду, некому стряпать лепешки и варить уху. Может быть, отдадите свою дочь-красавицу за него?
— Ну, если будет ее всю жизнь кормить-поить, одевать-обувать, беречь и приумножать стадо, которое мы даем в приданое своей девочке, то почему бы и нет? Можно и отдать, — согласился отец невесты. — И главное, чтобы хорошо берег ее, не выгонял на улицу в мороз, не шибко бил, особенно когда беременная, или детишки малые, или дни очищения случаются. Баба, она тепло и заботу любит. Пусть он помнит, что Коко — моя единственная и самая любимая дочь, а если обидит ее не по делу, пусть знает: на нашем стойбище завсегда хватит мужиков разобраться в случае чего…
После этих слов женщины затянули жалостливую песню про чужую суровую сторону, где северное сияние не такое яркое, как дома, про дальнюю зимовку, где мало ягеля, а потому слабые и неторопливые олени. В песне были слова, которые даже постороннего человека не тронуть не могли. В ней пелось о том, как с молодой невесткой плохо обращаются муж и свекровь. Она, плача, убегает в родной чум, но тут же за ней приезжает муж и забирает ее.
Отец невесты говорит жениху, чтобы берег его единственную дочь, а потом плача напевает:
— Если ты мне друг, о мой дорогой зять, постарайся понять меня, если ты мне враг, постарайся понять меня. Если ты просто так — извини… А к утру умирает от горя и тоски… Женщины не успели допеть, как вышла нарядная Коко. Несмотря на относительно теплую для севера погоду, она обула новенькие кисы, обшитые соболем, и надела разукрашенную малицу. В этой одежде она больше походила на живую игрушку, чем на невесту. А к милому ободку из бисера была прикреплена фата.