Читать «Шпионаж под сакурой» онлайн - страница 147
Борис Владимирович Сапожников
— Верно, — поддержал его Араки, — не самая лучшая позиция. Не стоит особенно заострять внимания на личности отца товарища Руднева.
— Вы в корне не правы! — воскликнул Родзаевский. — Именно на личности Руднева-старшего и надо играть. Он пользуется большим уважением у вас в стране, что и стоит продемонстрировать. Небольшой митинг в Чемульпо, поищем моряков и морских офицеров, пусть также выскажутся. И побольше репортёров, лучше всего с фотокамерами. Это же облетит весь мир! Представьте себе, товарищи, — от радужных перспектив, которые грезили ему, Родзаевский даже руками замахал, — какую шумиху нам удастся создать! Сын великого Всеволода Руднева в рядах нашей партии! Мы объединим под своим лидерством всё эмигрантское движение на востоке. Заставим прислушаться к себе Запад!
— Уважение к врагу, — подкрутил не по-японски длинный ус Араки, — не слишком популярно на западе. Время подобного рыцарства закончилось вместе с Первой Мировой войной. Сейчас пришла пора жестокости и крови, прошлые заслуги мало интересны. И потому товарищ Руднев нужен нам не как наследник своего отца, а как офицер Красной Армии, сменивший сторону по убеждениям.
— А вот тут я могу вам, товарищ Араки, возразить, — сказал я. — Из расположения Красной Армии я скрылся отнюдь не по идейным соображениям. Я просто слишком жить хотел тогда, и остальное меня мало интересовало в тот момент.
— Я не могу понять, товарищ Руднев, — спросил у меня Мадзаки, — что именно угрожало вашей жизни? Вы ведь просто должны были вернуться на родину, что грозило вам там?
— Меня, как это называется у нас на Родине, товарищ Мадзаки, — усмехнулся я, — вычистили из рядов Красной Армии. Я узнал об этом незадолго до приказа о переводе механизированных частей домой. По опыту могу с уверенностью сказать, что на родине меня, кроме ареста и расстрела, в лучшем случае, пожизненной каторги, не ждало ничего.
— Но ведь вы не знали этого наверняка? — продолжал расспрашивать меня генерал, как будто не знал всю мою историю, равно как и «легенду», досконально.
— Я предпочёл не рисковать, — усмехнулся я.
— Ваши подлинные мотивы, товарищ Руднев, — отмахнулся Араки, — никого не волнуют. Важно, что вы скажете прессе.
— Вы предлагаете мне прилюдно лгать, — притворно округлил глаза я. — Я, конечно, почти артист, но как-то не привык лгать перед фотокамерами и журналистами. Это же просто ужас! Я перевру все слова, триста раз собьюсь, да мне просто никто не поверит.
— Да какая разница, — почти презрительно отмахнулся Араки, — поверят вам или нет. Все зависит от таланта журналистов, что напишут про вас.
— И всё же, — зашёл я с другой стороны, — последнее слово, в любом случае, остаётся за мной, верно?
— Конечно, — кивнул Араки. — Какая же пресс-конференция без вас?
— Тогда она не состоится, — отрезал я. — Ибо у меня нет желания нести околесицу, нужную вам, товарищ Араки, и товарищу Родзаевскому. Ваши эфемерные цели борьбы против коммунизма, товарищ Араки, мне совершенно непонятны. А уж поднимать популярность партии харбинских белоэмигрантов, да ещё и фашистского толка, я не собираюсь.