Читать «Училка» онлайн - страница 239

Наталия Терентьева

Дети прикатились к нам, прыгая, смеясь.

— Никитос, рубашку заправь! Настя, помоги ему!

— Что? На банкет идем? — Никитос двигал всеми частями тела одновременно, не останавливаясь ни на миг. Вращал головой, прыгал, дирижировал. — Что — мы? Что — там будет Президент? И наш тоже?

— Нет, только их Президент, успокойся! Иди сюда, я тебя застегну!

— А-а, ну их — не страшно, я его не знаю совсем… Нашего-то я знаю… Хочешь, покажу… Анжей, Анжей, хочешь, покажу, как наш Президент разговаривает?

Я отпустила Никитоса и махнула рукой. Дети! Какая разница, застегнуты или расстегнуты у них пуговицы. Дети — веселые, здоровые, высидели целый концерт, не шелохнувшись. Мой прекрасный мир. Мое богатство. Все-таки детей должно быть столько, чтобы успевать услышать каждое слово каждого из них. Это я о чем? О том, что если я смогу родить еще одного ребенка, у меня не будет времени на Никитоса и Настьку? И о том, что когда моему ребенку исполнится пятнадцать, мне будет уже пятьдесят восемь. А в его или ее двадцать пять — мне будет шестьдесят восемь. А я помню, как же мне нужна была мама в двадцать пять лет. Только ее давно уже не было на свете.

— Аня? — Андрис тревожно оглянулся на меня. — Все хорошо? Ты устала? — Он остановился, снова обнял меня, провел рукой по моему лбу.

— Боюсь, Андрис, что мы правильно с тобой выбрали друг друга.

Он улыбнулся:

— Почему боишься?

— А ты не боишься менять свою жизнь?

— Нет. И никогда не боялся. Хотя так, как сейчас, еще не менял.

— Никитос! — позвала я. — Ко мне подойди. Веди себя на банкете не как друг Будковского, а как будущий знаменитый музыкант, хорошо?

— Ты уверена, что они хорошо себя ведут — знаменитые? — засмеялся Андрис. — Ой ли, Аня, ой ли… Всё хорошо. Все пусть ведут себя, как обычно. Анечка, только придется потерпеть, я сначала буду говорить по-латышски.

В большом вестибюле концертного зала, уставленном сейчас столами с яствами и шампанским, Андрис заговорил, обращаясь к музыкантам и гостям. Я слушала мелодику чужой речи, пыталась хоть как-то уловить, о чем он говорит. Ничего не понятно. Балтийский язык, далекий, один только Никитос умудряется слышать какие-то единые корни. Они есть, их даже много, солнце, ветер, вода — saule, veis, udens и другие, но я их пока не слышу. Может быть, не услышу никогда. Никто мне не обещал этого. Любовь любовью… Или любимое становится родным по определению? Но родное ведь может быть и нелюбимым. Родной и нелюбимый Игоряша, до боли родная моя земля, мучительно нелюбимая временами…

Я вдруг увидела, что стоящие вокруг музыканты и гости перевели взгляды на нас. На меня, на моих детей. Кто-то стал улыбаться — удивленно, вопросительно, просто улыбаться. Андрис, к счастью, заговорил по-русски:

— Друзья! Я повторю коротко для Анны, потому что она не понимает пока наш язык.

Глубоко символичная фраза, но не надо искать символы и знаки, там где их нет. Я просто не понимаю язык, который когда-то был одним единым с русским. Давно-давно. Поэтому вода — udens, день — diena, ночь — nakts, брат — bralis…