Читать «Из моих летописей» онлайн - страница 6

Василий Иванович Казанский

Выстрел по лосю мало привлекателен, а выкроить в лесу не слишком большой, но и не тесный оклад, верно определить, куда зверю ход, а куда его никакими силами не загонишь, — это, по-моему, дает подлинное охотничье удовлетворение.

После недавних метелей и ядреных морозов лес так и остался густо запорошенным и готовым окатить тебя щедрым снеговым душем — только сунься в него. А еще хуже — создалась «односледица»; порош последние дни не было, зверь набродил много, а следы засыпало сухим морозным снегом, и определять их свежесть стало возможно не на глаз, а лишь на ощупь. Вечером накануне охоты сильный ветер принялся обдувать малиновую зарю и заодно сбрасывать с леса его белые одежды. А ночью, еще до рассвета, Брусков подошел к моей постели и зашептал весьма гулко:

— Вася! Не спишь? Выдь-ка на двор, порадуйся!

Я накинул на плечи ватник и вышел на крыльцо.

В черной темноте было слышно, как падают с крыши капли. Оттепель! Печатный след!

Повезло и с окладом. Мы обошли крупного быка в таком квартале, где ходы лосей я знал, как двери в своей квартире.

Лось мог идти только через широкий, добрый для стрельбы просек в двух местах. Один ход был ему метрах в сотне от сторожки лесника — здесь стал я. А другой — примерно в трехстах метрах подальше. Там у лосей была «улица» по лощинке, скрытой от первого номера порядочным бугром. Там и пришлось стоять Брускову. Загонщики заходили с шоссе, ограничившего оклад с юга.

Перед моим номером свободно и непринужденно стояли березы, осины, ели крупного редколесья… Видно мне было далеко, и я спокойно прикинул, откуда может появиться лось.

Послышались крики загонщиков, тронувшихся по окладу. Нервы, конечно, почувствовали неизбежное охотничье напряжение. Как всегда на облавах, голова начала сама собой поворачиваться влево — вправо, влево — вправо… Глаза ждали: вот появится большое, темное… Все ближе гопанье левофлангового загонщика… Если лось думает идти ко мне, то пора бы…

— Оп! Оп! — совсем рядом, и я с облегчением вздохнул: Брускову стрелять! Теперь возникло иное напряжение: слух ждал его выстрела…

А выстрела все не было. Подошел загонщик Емелин, и мы с ним пошли просеком к Брускову… Огогоканье второго загонщика тоже уж близко к просеку, а Брусков так и не стреляет! Что за черт! Как мог лось уйти в сторону? Как я мог ошибиться? Ругая себя за самонадеянность, я чуть не бегом «накрыл», как сказал бы Брусков, его позицию… Но самого Василия Ивановича в этой точке не было!.. А шагах в тридцати за нею отчетливо виднелся крупный шаговой след лося, пересекший наши окладные следы через просек!

Я крикнул:

— Брусков!

Ни ответа ни привета! Я крикнул еще раз — то же самое… А от указанной Брускову точки за можжевеловым кустом шли вперед, в оклад, огромные следы калош, которые Василий Иванович надевал на валенки в «шлячу» (в слякоть). Ничего не оставалось, как тропить по этому следу «глухаря». След вел к густой куртине мелкого ельника.

Я подошел к ней:

— Брусков!

— Я! — как в строю гаркнул сипловатый бас старика, и он вылез из своей засады в гуще ельника.