Читать «Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы» онлайн - страница 20
Леэло Феликсовна Тунгал
— Жизнь без шутки, что кошка без хвоста. Это одно из любимых выражений бабушки, — вспоминал тата.
— Не могу припомнить, — засомневалась тётя Анне. — Но вот помню, что она никогда не бранила, если кто-то из детей пукнет, а спрашивала: «Кто выдернул пробку из бутылочки с лекарством?» или «Кто это нарезал протухшую колбасу?» И сразу было ясно, что на людях делать так нехорошо!
— А вот нашего Юри старшие ребята научили такому стиху: «Пётр Первый запердел, целый город загудел», — похвасталась я.
— Хм, — сердито буркнул тата. — Во время еды не говорят! Особенно такое!
— Да, ешь как следует, не ковыряйся в супе! — принялась поучать тётя Анне. — Только простолюдины говорят «пердеть», люди культурные так не говорят!
— Кто это — простолюдины?
— Ну, такие… Которые ругаются и громко говорят, и ходят неряшлива одетые… Простолюдины не знают благопристойных манер, не умеют пользоваться вилкой и ножом, когда едят, не моют руки перед едой и перебивают, когда другие говорят, — объяснила тётя.
Ясно — у меня были все признаки простолюдинки.
— Ешь теперь, суп остывает! — скомандовал тата. — Такой наваристый, жирный бульон, язык проглотишь!
— Не могу есть — горячо!
— Что ты хнычешь, у самой мехи под носом! — усмехнулся тата.
— Наша бабушка всегда так говорила! — присоединилась к нему тётя Анне. — Чего ты набычилась? Мехи — это рот, подуй! Когда мы, дети, ныли, что еда слишком горячая, она со смехом объясняла: «Это потому, что варили на немытых дровах, завтра сварим кашу на мытых дровах, будет негорячая!»
— Такого вкусного супа давно не ел! — нахваливал тата, доедая третью тарелку супа. — Ты, Анхен, такая же искусная повариха, как мама. А ты, — тата бросил на меня сердитый взгляд, — ты не умеешь ценить хорошую еду! Будто не знаешь, что с едой не играют!
Тоже мне игрушка — этот куриный суп! Кусочки морковки, лука и корешки петрушки — это ладно, но на некоторых кусочках мяса была и шкурка, и, глядя на нее, я вся мурашками покрывалась… В желтоватой суповой жидкости плавали, поблескивая, пятна жира, почти как моря на карте мира, которая висела в школе на стене одного класса! Как они выглядели на карте, я точно не помнила, но, несмотря на это, единственным интересным занятием за обеденным столом было соединять эти моря в супе, и делать это ложкой мне удавалось.
— Ешь как следует и досыта. Кто знает, когда будет у нас такой суп, — велел тата почти сердито.
Под строгими взглядами взрослых суп казался мне ещё противнее. Я зачерпнула ложку супа и сунула в рот, но вместе с кружком морковки попался и кусочек куриной кожи, скользкий и отвратительный — ы-ык! — меня чуть не стошнило.
— Это что за фокусы! — рассердился тата. — Если пища не лезет, тогда вон из-за стола, всё! С капризулями я не разговариваю!
Слова словами — бывало, тата и худшие говорил, но таким злым тоном — никогда. Я почувствовала, как плач зародился где-то в животе, начал расти, пополз вверх.
— Сам ты капризуля! — попыталась я словами опередить плач.
— Не хочешь становиться директором школы — и ничего!