Читать «ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА» онлайн - страница 73

Михаил Берг

Удивительный тон – спокойный, благожелательный, раздумчивый тон человека, уверенного в своей правоте и безопасности, – вот что неожиданно задело, несмотря на уже набившее оскомину чтение всевозможных разоблачений и откровений. И – одновременно – конечно, то, что именно автор этого интервью был как раз тем следователем, который вел мое «дело», звонил мне домой по телефону, вызывал на допросы, грозил наказанием, сроком, требовал написать оправдательное письмо, предлагал помощь в публикации романов и т. д.

Я помню, как во время нашей первой и единственной «беседы» семь лет назад в Домжуpе (а «они» любили вызывать не к себе, а беседовать на нейтральной территории) этот тогда молодой, почти студенческого вида, почти стеснительных повадок человек, младше меня лет на шесть-семь, кичился принадлежностью к Системе (мол, меня вы можете обмануть, но Систему никогда) точно так же, как сегодня, был уверен в своей правоте и объяснял мне то, что я понимал сам, – что если я не остановлюсь, то меня остановят. И намекал, что мне лучше уехать, если я не хочу повторить судьбу многих (хотя почему многих – как раз немногих, в этом-то и дело). И за ним, за его словами стояла не только грозная Система, но и, как сказал бард, «поддержка и энтузиазм миллионов», без чего вся эта система развалилась бы в один момент, только дунь на нее. Я, повторю, не был политическим диссидентом, я был обыкновенным писателем, который не хотел ни уезжать, ни прятаться, ни меняться, ни эмигрировать – а хотел быть самим собой в пределах отведенной мне судьбы.

Шел второй год перестройки. Это, вероятно, и спасло: время пошло другое, два-тpи месяца – и все поехало, полезло по швам, и людям из Системы самим приходилось уже подумывать о том, как заметать следы, искать счастье на новом поприще, в других коридорах. Они на какое-то время стали тише воды, ниже травы, но вот прошло еще несколько лет, их никто не призвал к ответу, вера в быстрый успех демократических преобразований истощилась, и вместе с ней ушел стpах. Те, кто на всякий случай не высовывались эти годы, опять стали позволять себе то, что еще вчера, при бурях штормового демократизма, казалось невозможным.

Последним толчком к написанию этой статьи стала публикация H. В. Мотpошиловой «Драма жизни, идей и грехопадения Маpтина Хайдеггеpа» в философском альманахе «Квинтэссенция», где исследовались жизнь и творчество великого немецкого философа, присягнувшего в 33-м году наци (всего-навсего две речи, вернее, речь, статья и частное письмо – весь список преступлений), за что Маpтин Хайдеггеp был подвергнут суду истории, общественному остракизму, лишен должности ректора и права печататься. Однако помимо рассказа о самом философе, публикация содержала много разнообразных данных о процессе денацификации в послевоенной Германии, о том, как каждый чиновник, каждый человек, занимавший при нацистах более или менее заметное положение, вынужден был отчитаться перед специальной комиссией за все им содеянное или несодеянное. И, как выяснилось, немцы, с присущей им дотошностью и тщательностью (подкрепленной, конечно, сочувствием французских и американских оккупационных администраций), не пропустили никого, пропустив через сито очищения и насильственного покаяния всех, кто сделал карьеру с использованием джокера партийного билета или решая свои проблемы доносительством и предательством ближних. Каждый такой вполне гражданский, а отнюдь не уголовный процесс оснащался огромным множеством свидетельских показаний, которые спешили дать бывшие друзья, сослуживцы или потерпевшие, все вплоть до писем, дневников, докладных записок и случайно рассказанного анекдота об этом евpейчике, помните, был у нас на кафедре, будет знать, как… – ну и т. д.