Читать «ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА» онлайн - страница 348

Галина (Галина Николаева Климовицкая) уехала в этом году. Вышла на пенсию и уехала к сыну – то ли в Штаты, то ли в Израиль. У нее зубы выступали вперед, как у неандертальца, двоюродный дедушка которого шимпанзе. Но она была толковая и не злая, не Веребейчик, конечно, но, как говорили когда-то, на уровне. Хорошая тетка: именно она первая в 67-м принесла в школу «Мастера и Маргариту» в журнале «Москва», обернутом в кальку.

Каждому выпуску был отдан один класс: все, кто кончил в 69-м, собрались в конце концов в 57-й аудитории на втором этаже. Из шести классов набралось не более 20 человек. Девки вообще неузнаваемы, парни (если бравировать школьным сленгом) – с трудом, но каждый второй поддавался операции восстановления лица по черепу. Больше всего было из 10², они дружные, собаки, не то что мы. Девки из 10⁴ (плюс Печонкин, который подарил визитку) сказали, что собираются почти каждый год. 10⁵ встречаются раз в пять лет. А 10³ либо 1 сентября, либо на День учителя ездит поздравлять Веребейчика. А мы с Юшковой были вдвоем.

Сидели, о чем-то вспоминали, но ведь у каждого свое. Ну, «боб-доб», ну, баскетбол. Одну девочку из 10² зарезал муж или любовник, я не разобрал, но – понятное дело – из ревности. Пойти, что ли, зарезать кого-нибудь, молодого, да раннего, либо настырного и пожилого. Другая погибла в автомобильной катастрофе. Бывает. О том, кто, что и где сейчас, речи не было, да и не важно, вечер встречи – не мандатная и не аттестационная комиссия, у нас общий только background – школьная юность.

А потом дверь открылась и вошел Шифман. Он пробыл час, мы сидели, он стоял у доски, как всегда чуть запрокинув голову назад, и рассказывал. Как учился у Ванеева, как вечерами с Веребейчиком писал «пульку» под водочку, какой была школа до нас и как ему жилось эти годы. Каждые пять минут – стук в дверь, входит делегация с приношением даров любви Шифману, и все одно и то же: «Михал Львович, вы меня помните, я была вот такая девочка, моя фамилия, олимпиада, Крым, Очаков…» Балаган. Очень хотелось помочь показать, как закрывается дверь с обратной стороны, а Шифман всем: «Конечно помню», а поди проверь – помнит или успокаивает из вежливости. Да и что помнит, ведь мы были по разные стороны прозрачного аквариума: яркие неоновые рыбки выросли и превратились в толстую треску. А он все так же подходит каждое утро, сдвигает стеклянную крышку и сыплет корм новым малькам.

Веребейчик ушел из школы через год после нас, сначала в 121-ю, теперь на пенсии; он тоже был в соседней аудитории, похож, если только тень отца Гамлета похожа на грозного короля. А Шифман опять рассказывал о Вене Долгопольском, заведующем отделом в NASA, о Вите Кулике, о тех, кто в Америке, и говорил о том, что мы были лучше всех, что это был «золотой век», но при этом больше улыбался своему 10². Разумеется, мы были лучше всех потому, что являли собой золотой век его молодости и нашей юности (ведь он тогда был в полтора раза моложе, чем мы сейчас), но он остался, а мы ушли во мрак и неизвестность, где есть все, кроме нашей школы, нас самих, тех, которые были и никогда не будут больше.