Читать «ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА» онлайн - страница 214

Михаил Берг

Судьба этих весьма приблизительно обозначенных направлений сложилась по-разному. Наибольший успех выпал как раз на долю «московского концептуализма», который энергично поддерживается западными славистами и европейскими университетами, эклектика и традиционализм соответствуют интересам «толстых» журналов, а авангард (что естественно) имеет узкую «референтную группу» сторонников, в основном из числа филологов-литературоведов. Что означает отчетливый авангардный trend, проявившийся в выборе лауреатов последнего года на фоне резкого сужения эстетических предпочтений? Во-первых, можно предположить преобладание авангардистов в составе экспертного совета и «тайного» жюри. Во-вторых, намеренно отчетливую ориентацию на маргиналов и аутсайдеров, наименее востребованных современным литературным процессом. Иначе говоря – аутсайдерство как принцип. Между прочим, инициатива возобновления премии принадлежала молодым петербургским поэтам, которым премия понадобилась для включения себя задним числом в романтический ряд былых «бессмертных» и компенсации комплекса социальной невостребованности. Они, что называется, хотели сесть в последний вагон, но как только поезд, ржавевший на запасных путях, тронулся, у руля снова оказались редакторы некогда прославленного, а теперь полузабытого самиздатского журнала, которые таким образом решили напомнить о себе.

Конечно, второе пришествие премии Андрея Белого как механизм поддержки новаторской литературы нельзя не приветствовать, по крайней мере как идею. Однако сложившаяся ситуация представляет собой развилку с двумя возможными ответвлениями; весьма условно их можно обозначить как путь эстетической широты и путь эстетической узости. Либо экспертный совет и жюри будут расширены за счет тех вполне авторитетных и компетентных литераторов и исследователей литературы, которые, благодаря включенности в актуальный литературный процесс, в состоянии репрезентировать различные и наиболее интересные течения современной новаторской литературы. Тогда премия действительно может обрести второе дыхание, но этот путь чреват потерей главенствующего положения для бывших самиздатчиков, и они это, конечно, понимают. Либо, сохраняя status qvo ante и ревниво взирая на тех, кто более успешен, упорно поддерживать только то, что (весьма, впрочем, некорректно) было обозначено В. Кривулиным как «устаревший авангард». Однако поддержка аутсайдера прежде всего потому, что он аутсайдер, может быть расценена не как эстетика, а как психология. Но именно сопряжение эстетики с психологией и послужило в свое время основанием для «второй культуры», поэтому выбор пути эстетической узости вполне вероятен.

Правда, в этом случае учредителям премии придется ответить на ряд неприятных, но закономерных вопросов. Почему окончательный вердикт выносит «тайное» жюри? Потому что оно состоит из малоизвестных обществу деятелей, чей вкус 10-15 лет назад оказался точным? И только поэтому? Но согласится ли общество признать значимость оценок, исходящих от тех, кто, выиграв однажды (что, увы, обществом не было оценено по достоинству), теперь пытается войти еще раз в одну и ту же воду? Но ведь ситуация принципиальным образом изменилась: там, где шумели волны, обнажилось дно; вода ушла, тот, кто этого не заметил, увяз по щиколотку в песке, хотя раньше считался опытном пловцом в бурном море. Журнал «Часы» давно не выходит, а литература не делится сегодня на официальную, неофициальную и эмигрантскую. В социальном плане литература состоит из истеблишмента, актуальной литературы и маргинальной словесности. В эстетической плоскости наличествует многообразие, столь лелеемое ранее, но дирижировать им сложно, особенно в пустоте – необходимы журналы и другие инструменты поддержки и функционирования новой литературы. Премия, конечно, не панацея.