Читать «ВЕРЕВОЧНАЯ ЛЕСТНИЦА» онлайн - страница 130

Михаил Берг

Продолжением болезни стало запойное чтение, не только на русском, но также на английском и испанском, которые он знал почти в совершенстве, хотя переводил и с других европейских языков. Многие знакомства начинались в Публичке, в знаменитой курилке, а также в мастерских художников – тех, кого впоследствии назовут «второй культурой»: Александра Арефьева, Шолома Шварца, Рихарда Васми, Владимира Шагина, отца будущего «митька». По сути дела, Роальд Мандельштам и был первым поэтом андеграунда, еще в конце 40-х – начале 50-х выбравшим принципиальный путь подпольного существования без всякой оглядки на что-либо советское.

Советское вызывало отвращение, самиздата еще не было, зато имелись наркотики и алкоголь, и молодой поэт, любимец женщин, типичный чахоточный красавец, обаятельный и ироничный, дабы построить мост над разорванным временем, потянулся к тем звездам, что осветили в России начало века. Вновь актуальным показался Блок, и молодой поэт попытался создать такое пространство стиха, чтобы в нем нашлось место как высокой трагедии, так и романтической иронии. Проживи Роальд Мандельштам больше, он тоже был бы назван шестидесятником, но без шестидесятнической раздвоенности и склонности к конформизму, однако стали бы его стихи столь же популярны, как стихи его младшего современника Бродского, Бог знает. Вряд ли. «Песни не для жен» звучат как откровение только в глухие и сонные времена.

Как пишет в послесловии к вышедшему сборнику Борис Рогинский, в этих стихах не только твердое осознание скорой гибели и «готовность принять ее с оружием в руках», но и упоение жизнью. А в российской культуре, начиная с середины 60-х возобладало совсем иное настроение, унаследованное Бродским от Ахматовой: поэзия не битвы, а раздумья и рефлексии. Не отчетливый мужской жест и громкий голос, а женственное эхо и игра на чужой клавиатуре. Так что ранняя смерть, возможно, спасла поэта от многих разочарований.

Умирал Роальд Мандельштам тяжело, но, в соответствии с поэтической традицией, перед кончиной одарил друга своеобразным mots. Его последними словами стало утверждение: «Я пришел к выводу, что стихотворение должно быть афоризмом, афоризм и его раскрытие». Сегодня такое определение поэзии звучит безнадежно архаично. Но представительная книга стихов Роальда Мандельштама тем и хороша, что позволяет отчетливее понять тот путь, по которому не пошла российская культура.

1998

«Новый мир искусства» как диагноз

Два комплекса определяют психологическое самочувствие петербургской культуры – комплекс неполноценности и комплекс превосходства. Отблеск былой славы и нынешнее состояние невостребованности – полюса, между которыми существует город, названный культурной столицей России. Отсутствие денег и спроса на фирменный петербургский стиль – барочную изысканность, пластичность, суровый интеллектуализм – провоцируют тягу к классическим традициям и желание «запихать себя как шапку в рукав» прошлого. Обманчивая атмосфера города-музея порождает миражи – кажется, стоит сделать лишь один шаг, и на пороге опять появится Серебряный век, акмеизм, «Мир искусства».