Читать «Взрослые люди (сборник)» онлайн - страница 128

Денис Викторович Драгунский

– Анечка. Моя дочь. Она показывала фото….

– Господи! У вас есть альбом в «Фейсбуке», да? Пять минут фотошопа, и готов ребенок, вылитый папа.

– А, простите, где моя… ну, биологический материал?

– В морозилке, где пельмени! Я ее возьму себе! – захохотала Люба. – Знаете, мне вас жалко. Вы такой наивный, милый, такой одинокий… – она медленно подняла на него глаза, приоткрыла губы, придвинулась к нему через столик.

Николаю Петровичу вдруг захотелось, чтобы всё, что произошло с ним за эти два месяца, – чтобы всё это был сон.

Внезапный сон за секунду до возгласа «Новобрачные, поздравьте друг друга!». Чтобы они с Любой стояли перед сияющей тетенькой с трехцветной лентой, и менялись бы кольцами, и целовались бы, и пили шампанское, и впереди была бы прекрасная, новая, свежая жизнь.

«Я подлец, предатель, – подумал Николай Петрович. – Никогда. Клянусь».

– Я шучу! – отпрянула Люба.

Перевела дыхание и продолжала:

– Мама – психически больна. Месяцами в дурдоме. В Москве есть очень гуманные, современные психушки. Можно выходить погулять в город…

– Вот прямо так?

– Ага, – сказала Люба. – А потом снова возвращаться… Я всю жизнь жила, и сейчас живу, и буду жить – в мамином бреду. Я не знаю, кто я. Кто на самом деле мой папа.

– Данила Кошкин, поэт. Я запомнил, – сказал Николай Петрович.

– Или профессор, который трахнул бедняжку Леночку, – сказала она. – Но мне наплевать. Я не буду разрывать могилу, делать анализ ДНК. А вдруг там… – у нее сверкнули глаза, она облизнулась, – в большом гробу – маленький, а в нем – скелет кошки! А?.. Не надо докапываться до правды. За каждой новой правдой вылезает еще одна, еще хуже и гаже. Не надо! Зачем знать, что Гитлер писал Сталину? Как хорошо, что сгорела эта тетрадка. Кусочек, правда, остался. Записка Михаэля Кошкина, сзади, на обложке.

Люба протянула ему обрывок тонкого выцветшего картона.

Там было написано старческим почерком:

«Детки! Пусть наш мальчик женится на их девочке, и мы помиримся».

Николай Петрович пожал плечами.

– Наплюйте, – сказала Люба. – Вы тоже оказались внутри маминого бреда. Вы были не сами по себе, а ее больная фантазия.

Выдернула у него бумажку, бросила к себе в сумку.

– Пока! До дому доберетесь?

И, не дождавшись ответа, пошла к выходу.

– Точно, – сказал Вася Малинин; они встретились через месяц. – Она поместила тебя в свои бредовые фантазии. Но слово «бред» имеет два значения. Бытовое и психиатрическое. В быту «бред» – это просто выдумки и всякая чепуха. В психиатрии «бред» – это системное неадекватное поведение. Бред преследования, например. Человеку кажется, что за ним гонятся. Но он реально прячется, меняет внешность, запирается. А может убить преследователей. Точнее говоря, тех, про кого он бредит, что они за ним гонятся.

– Зачем этот психиатрический ликбез?

– Она ненавидела мужчин. Помнишь, ты рассказывал, что она хвасталась: кого-то топили в Эгейском море, вместе с яхтой и любовницей… А кто-то утонул во время ночных купаний…

– Я тебе этого не говорил! – твердо сказал Николай Петрович.

– Неважно. Она это говорила?

– Зачем тебе… – Николай Петрович похолодел.