Читать «Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы.» онлайн - страница 34
Руслан Тимофеевич Киреев
— Я не хочу танцевать, — выговорила она.
Я мысленно выругал себя, что не дождался танго — после недавнего приступа быстрые движения, наверное, были трудны для нее.
Лена гордо вскинула голову. Теперь она смотрела на танцующих со взрослой снисходительностью. Она была некрасива в этот момент—подбитая хорохорящаяся птичка с худой шеей.
В дверь постучали— негромко и по–женски часто. Я открыл. На пороге стояла Тая. На ней был темный строгий костюм. Из‑под расстегнутого жакета сверкал белизной тонкий свитер. Полные губы — слегка накрашены.
— Пожалуйста, дайте сигарету.
Я отступил на шаг.
— Заходите…
Федора Осиповича не было дома, но она не перешагнула порога. Выйдя в коридор, я протянул бесшумно вспыхнувшую зажигалку.
— Спасибо. — Она со вкусом затянулась. — Вы идите, я здесь. Чтоб Миша не видел.
Я осторожно и не до конца прикрыл дверь.
— Вы из школы?
Придержав сигарету у губ, она отрицательно качнула головой.
— Сегодня у меня нет уроков.
Со свидания пришла? Отлично помню, как задело меня это предположение.
Она курила, утомленно прислонившись к стене, и казалась ниже, чем всегда — тихая, нуждающаяся в защите женщина. До сих пор не знаю, какого она роста— когда мы не одни, она кажется мне высокой.
Мы молчали. Я не мог уйти, оставив её одну в коридоре, но меня раздражало не то, что я торчу здесь, связанный вежливостью, — раздражало волнение, которое я не умел побороть.
От нее пахло духами. У них был неуловимый исчезающий запах. Этот запах злил меня. Мне хотелось или вовсе не слышать его, или обонять его отчетливо и постоянно. Но он словно играл со мной — то бесследно растворялся : в сигаретном дыму, то вдруг снова возникал.
Последние затяжки она сделала быстро, одну за одной, как бы спеша отпустить меня.
Никогда, ни разу, не напомнил о себе Шмаков в присутствии жены Миши. Тимохина. Когда я видел её или — просто думал о ней — он успокаивался и не трогал меня, он был доволен мною.
Много раз, ложась спать, я со страхом ждал, что мне приснится Шмаков, и сон этот рисовался мне ещё наяву— не зрительными образами, а жутким запутанным ощущением — то ли панический, беспомощный — бег на месте, то ли что‑то надвигается на меня, и я просыпаюсь в холодном поту.
Сон этот так и не привиделся мне.
Посетителей в больницу, где лежала Лена, пускали с пяти — позже, чем уходил последний автобус в Алмазово. Странно, но меня обрадовало это.
Музыка смолкла, все сели, и напряженное высокомерие, с которым Лена смотрела на танцующих, сошло с её лица. Но, не воодушевлённое, как вначале, ожиданием радости, оно оставалось некрасивым — худенькое, большеротое, с полудетскими чертами и взрослой прической.
Она сделала движение, собираясь повернуться ко мне, но что‑то удержало — её.
— Вам не грустно ехать? — не глядя, сосредоточенно спросила она.
Почему — «вам»? Нас с Антоном имеет в виду, или это меня вздумалось ей величать на «вы»?
— Не очень, — ответил я. — Наоборот.
Её лицо было совсем близко от меня, и я различал его бледность.