Читать «Неудачный день в тропиках. Повести и рассказы.» онлайн - страница 23
Руслан Тимофеевич Киреев
— Нет! — взвизгнул он. — Она не поедет! Она моя жена! Я не разрешаю ей. Ты негодяй! Ты подлец!
Вологолов, откинув голову на побагровевшей шее, обеими руками прижимал к груди огромный чемодан. Потом двинулся на выкрикивающего ругательства Шмакова и оттолкнул его чемоданом в еторону. Шмаков упал, но тут же, пронзительно крича что‑то, вскочил на ноги. Чемодан застрял в двери. Вологолов навалился на него всем телом. Потом отступил назад и попытался протиснуться боком. Шмаков вырвал у матери набитую битком яркую сумку и швырнул её на диван.
— Я запрещаю тебе! Я твой муж! Я запрещаю тебе!
Торопливо нагнувшись, подальше отпихнул сумку.
Мать вскинула голову.
— Какой же ты дурак! — с одышкой, ненавистно произнесла она. — Да хоть все возьми!
Она бросила на диван саквояж и хотела выйти, но в дверях толкался с чемоданом поперек груди Вологолов. Взгляд Шмакова, оторвавшись от саквояжа, панически забегал по комнате, юркнул мимо меня, но тотчас вернулся ко мне, задержался, и в глазках вспыхнула надежда. В следующее мгновение Шмаков был возле меня. Он отталкивал меня в глубь комнаты.
— Кирилла не возьмёшь! Он останется! Убирайся, а он останется! Он любит меня! У меня документы! Сынок мой, миленький!
По моему лицу, по шее запрыгали мокрые торопливые губы. Руки мои были заняты, и я с трудом увертывался от него, а он старался оттеснить меня в спальню. Под ногами шелестели, выроненные им, синие листки. Я увидел, что Вологолов протиснулся наконец со своим чемоданом, и шагнул было к двери, но Шмаков, растопырив руки, загородил мне путь.
— Ты воображаешь, он хочет остаться здесь? — холодно — спросила мать.
Шмаков быстро обернулся, хотел сказать ей что‑то, но, увидев, что выход свободен, цепко схватил меня за руку.
— Сынок мой, миленький, родной мой, ты же останешься, ты обещал, мы сено хотели косить. Сено, помнишь, сено! — обрадовался он и засмеялся, обнажая острые зубки. — Ты обещал…
Мне почудилось, что он норовит поцеловать мою руку. Я вырвался.
За пасьянсом Федор Осипович просиживал часами. Меня поражало, какой напряженной жизнью жило в эти минуты его лицо — брови, губы, глаза… Со стороны казалось, будто старик ведёт с незримым собеседником изящную, исполненную смысла беседу.
По правую руку уютно дремала на краю стола Вера. Иногда она приоткрывала глаза и следила за раздумчивыми движениями хозяина.
Мне не часто приходилось видеть эту идиллию: едва я появлялся, Федор Осипович мягко сталкивал со стола кошку. Недовольно и лениво спрыгивала она на пол. Что было причиной такой неучтивости по отношению к Вере? Боязнь показаться сентиментальным старикашкой? Опасение, что восседающий на столе зверь вызовет во мне брезгливое чувство?.. С «бережным, строгим уважением относился старик к своему квартиранту.
Я был уже в машине, когда с сумкой и саквояжем вышла мать. Шмаков бежал за ней, хватал её за платье и за руки, потом цеплялся за дверцу «Волги», не давая закрыть её. Вологолов, высунувшись, оттолкнул его. От машины разлетелись, хлопоча крыльями, белые куры.