Читать «Седьмой сын (Рассказы, очерки, статьи)» онлайн - страница 11
Езетхан Алимарзаевна Уруймагова
Офицер улыбнулся, и Ольга Васильевна, не Понимая этой улыбки, недоуменно глянула назад и увидела Зою.
— Они не такие, как пишут про них в газетах. Видите? — сказала Зоя. Фельдшерица вздрогнула, отвернулась. Зоя улыбалась офицеру. Офицер отстранил Ольгу Васильевну и мимо нее, как мимо пустого места, вошел в палату.
Она рванулась за ним и встала впереди него. Офицер снова улыбнулся, обвел палату неподвижными глазами и резким голосом, на ломаном русском языке приказал:
— Пальной упрат, упрат!..
Ольга Васильевна приказала больным одеться и идти в кухню.
— Там тепло, — шепнула она и стала одевать тяжело больных.
Посвистывая, офицер оглядывался по сторонам. Его взгляд скользил от одного предмета к другому, как бы оценивая их, и остановился на Ольге Васильевне. Размеренно деловитым шагом он подошел к ней и спокойно взял ее за кисть руки…
На левой руке она носила миниатюрные эмалированные часики.
Лейтенант дернул рыжими бровями и сорвал с нее часы. Потом он стал кричать, размахивая стальным стеком, выталкивая больных в коридор. Ольга Васильевна умоляла офицера дать ей переждать дождь. Она доказывала, что бесчеловечно выбрасывать больных под проливной дождь. Больничный конюх в свою очередь умолял Ольгу Васильевну не сопротивляться, не кричать, а идти в конюшню.
— Там тепло, — убеждал конюх, выводя больных под руку.
Уходя последней, Ольга Васильевна бросила взгляд на Зою и тихо произнесла:
— Видишь, они хуже, чем про них пишут…
Зоя стояла у окна и, тая улыбку, молча смотрела фельдшерице в лицо.
— Уходи, скорее уходи! Они никого не жалеют, — бросила фельдшерица.
4
Прошел месяц, как Ольгу Васильевну с ее больными выбросили на улицу. Страшных тридцать дней. Четверо тяжело больных скончались в больничной конюшне, а остальные девять человек разместили по домам. Она обходила своих больных, стараясь скорее поднять их на ноги.
Однажды вечером, когда на улице бушевала пурга, к Ольге Васильевне прибежала молодая женщина с растрепанными черными волосами, огромными сухими глазами. Она просила фельдшерицу посмотреть ее больную дочь.
— Дышать не может, еле говорит…
— Успокойтесь, — говорила Ольга Васильевна.
— До утра нельзя, — умоляла женщина, — умрет, пойдем сейчас, немец не увидит.
Ольга Васильевна сняла с вешалки шубу, повязала голову пуховой шалью, схватила маленький саквояж и ушла в белую пургу зимней ночи. Ветер скрипел в деревьях, свистел и выл, будто предупреждал о смертельной опасности, нависшей кругом.
Ольга Васильевна ощупью поймала руку своей спутницы, и две женщины неслышной тенью скользнули мимо запертых окон, поваленных заборов, сожженных домов, боясь выйти на середину улицы. Они прошли длинный ряд домов. В темноте Ольга Васильевна узнала здание райкома партии, рабфак, сельсовет. Какая злая ирония — в здании райкома партии немцы устроили застенок.
— Я напротив живу, — горячим шепотом обдала. Ольгу Васильевну спутница. — Здесь каждую ночь кричат. И, как бы в подтверждение ее слов, раздался приглушенный крик. Он то замирал, то снова вырастал, подхваченный порывом ветра.