Читать «Кукольник. Куколка. Кукольных дел мастер» онлайн - страница 75
Генри Лайон Олди
«Успех театра контактной имперсонации „Вертеп“ не случаен, говорит арт-консультант Думба-на-Квило. Резкий взлет популярности театра лежит не в области высокого искусства — он спровоцирован шумихой вокруг „дела Борготты“, руководителя коллектива.
Все, кто имел зуб на высокомерных граждан Помпилии, считают своим долгом прибегнуть к услугам „Вертепа“. Вчерашнее шоу на вилле Фердинанда Д’Алиньи, вице-губернатора Малой Сагары, едва не превратилось в демарш против имперской экспансии рабовладельцев…»
МЭТР БОРГОТТА НЕВИНОВЕН! — УТВЕРЖДАЕТ БАНКИР ЛУКА ШАРМАЛЬ…
ГРАФ МАЛЬЦОВ ПРОДОЛЖАЕТ ХРАНИТЬ МОЛЧАНИЕ…
ЗАЯВЛЕНИЕ ШТАБА ВКС ПОМПИЛИИ НА КИТТЕ:
«Это частное дело легата Тумидуса…»
Контрапункт
Лючано Борготта по прозвищу Тарталья
(двадцать лет тому назад)
— Соглашайся, — сказал Гишер.
Маленький и седой, он клевал носом, словно вот-вот задремлет.
Песок был тонкого помола. Небо было ослепительной голубизны. Солнце было ласковей пальцев массажиста. Чирикали какие-то птички. Летали какие-то насекомые. На взгорье, под хинным деревом, какие-то люди играли в «дали-дали». Они жевали жвачку из листьев бетеля, ореха арековой пальмы и гашеной извести, время от времени плюясь. По форме выплюнутой жвачки и расстоянию от плевка до плевка делались выводы о старшинстве игроков.
Выводы сопровождались криками и потасовками.
Гишер проследил за взглядом собеседника и хихикнул.
— Курорт, — сказал он.
Курорт, как успел выяснить Лючано, назывался тюрьмой Мей-Гиле.
За неделю предварительного заключения он много чего успел выяснить. Песок раскалялся днем и жег пятки не хуже адской сковороды. Ночью песок остывал до приемлемой температуры, но спать на нем не рекомендовалось — к утру начиналась «песчанка», болезненная сыпь по всему телу. Голубое небо в мгновение ока становилось буро-лиловым, рычало и опрокидывало тебе на голову бочку ливня. Насекомые, на здешнем наречии — «гы», больно жалили зевак и норовили отложить личинки тебе под кожу. Птички кушали насекомых, за что их стоило бы поблагодарить. Увы, к вечеру чириканье пернатых сволочей превращалось в оглушительную какофонию. Шум нарастал к полуночи и не стихал до рассвета. Через неравномерные промежутки времени он прерывался тишиной, полной мучительного ожидания.