Читать «Империя человечества. Время солдата» онлайн - страница 90

Алексей Игоревич Бессонов

Да, в «Гроте» меня знают как молодого преуспевающего совладельца малоизвестной (несуществующей то бишь) транспортной конторы, пробившего дорогу своим умом. Но сегодня я отнюдь не стыжусь своих погон флаг-майора. Я, имеющий право носить меч, втайне мечтаю о шпаге лендлорда!

Два года назад все переменилось менее чем за месяц… Я снова попал на Рогнар и вскоре вернулся оттуда в чине капитана, причем не просто капитана – эка невидаль, – а «человека со связями», да с какими! Я моментально лишился прежней должности, зато вместо нее получил роскошный новый кабинет. Из мелкого и невзрачного ксенолога-аналитика я превратился в таинственного «находящегося в распоряжении». Судьба сделала боевой разворот: словно из рога изобилия посыпались вдруг на меня банковские билеты, в просторечии именуемые бабками… За пару не шибко тяжелых ранений я получил, как за два инвалидных. Левый карман кителя украсил Рыцарский крест с соответствующей прибавкой к жалованью и хоть и малоупотребляемым, но тешащим самолюбие титулом «кавалер». Это была, так сказать, официальная часть торжества (хотя еще на Рогнаре я смекнул, что операции, в которой я задействован, как раз официально-то и не существует) – но на все воля Божья…

А неофициально я получил симпатичную кредитку с логотипом одного крупного колониального банка и энным количеством нулей на индикаторе. Там были одни нули – но, хо-хо, я отлично понимал, что единичку просто не видит глаз непосвященного… единичку в левом разряде.

Рогнар, Рогнар… как много ты мне дал, и – о Боже! – как же много ты отнял. Иногда я часами смотрю на платиновый перстень с редким камнем, что украшает мой безымянный палец… он так здорово контрастирует с тончайшей черной кожей моей правой перчатки. Этот перстень я снял с мертвой руки рыжеволосой девушки Тин, которая навсегда осталась на Рогнаре, вмурованная в гранит далеко выступающей в море скалы… а море там бушует круглый год, и шум его седых валов – поминальная песнь. Ложем Тин стал холодный камень, покрывалом – шитый золотом имперский стяг. Памятью о ней, вечной болью, тоской моей, летящей среди звезд в холодной бездне равнодушного неба, стал этот перстень.