Читать «Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов» онлайн - страница 20

– Спокойно, господа, – сказал Николай Степанович. – Из ваших разговоров я понял, что пришли мы сюда с одной целью. Заодно хочу вас предупредить, что этот вот субъект отнюдь не лейтенант Сермягин, как он себя называет, а глава службы безопасности УНО-УНСА Константин Иванов, он же Котик Перехват. И в лагере сейчас не пьянка, как вам было солжено, а то, что в их кругах именуют «стрелкой», а в высших – «саммитом». Пьяных там нет, дураков тоже. Боюсь, что все дураки сидят здесь. Константин, потрудитесь осветить обстановку надлежащим образом, – движением руки он развернул голову «безпечнику» так, чтобы тот встретился с ним глазами. Испуг и бессильная злость читались в этих глазах.

И панически-напряженным голосом Константин, подчиняясь чужой воле, начал выкладывать все, как оно есть на самом деле. А на самом деле…

– Нам ведь что нужно? – торопливо говорил Котик. – Нам нужно, чтобы вы там шум устроили, чтобы Дато на Гвоздя и Барона плохо подумал, а те на него, ясно? Чтобы не сговорились они, потому как сговорившиеся они нам не нужны. А так ничего плохого я же вам не хотел…

– Не тронь пушку, – предупредил кого-то Коминт.

– Достаточно? – спросил у Левки Николай Степанович.

– А вам я с какой стати верить буду? – буркнул Левка. – Может, вы тоже.

– Представленных доказательств мало? – поднял бровь Николай Степанович. – Кстати, кто вы, герои?

– Мы – Фронт русского национального освобождения Крыма. А вы кто такие?

– А мы просто разыскиваем ребенка, похищенного цыганами. Девочку держат здесь. Считайте, что мы из частной сыскной конторы.

– Крутая, должно быть, контора, – с уважением проговорил Тигран. – А сейчас этот гётферан правду сказал?

– Все, что мы спросили, он сказал. А если о чем-то забыли – сами виноваты. Впрочем, я тут давно с оптикой лежу. Оптика у меня хитрая. Пока что все сходится.

Про оптику он сказал для отвода глаз. «Оптикой» Николая Степановича был Коминт, весь день незаметно проведший там, на территории бывшего пионерлагеря. С приказом все узнать и ни во что не вмешиваться.

– А катер?

– Дался тебе этот катер… – проворчал Левка.

– Хороший катер. Поэтому интересуюсь.

– На катере тоже охрана, – сказал Котик. – Четверо.

– Котельная, – страшным голосом напомнил Николай Степанович.

– Не знаю. – Котик вдруг содрогнулся мгновенно и скривился набок, как при приступе холецистита. – И знать не хочу. Не мое дело. Сидит там какой-то придурок, не выходит никогда.

– А дети?

– Дети к нам не касаемо. Это у Барона спрашивайте.

– Спросим и у Барона… Значит, сказать тебе больше нечего?

– Нечего, начальник, – обрадовался Котик.

– Ну так прощай, – сказал Николай Степанович, убрал руку с плеча – и тотчас китайский нож влетел провокатору под левую лопатку.

Ополченцы в ужасе отпрянули.

– Ребята! – расцвел Тигран-гранатометчик. – Настоящий командир пришел!

Между числом и словом (Майоренгоф, Рижское взморье, 1923, январь)

Три чайки молча плавали в прозрачном воздухе, описывая странные полузнакомые фигуры. Пляж был невыносимо бел после тихого ночного снегопада, и только две цепочки синеватых следов тянулись рядом, накладываясь и пересекаясь. Люди шли навстречу друг другу, тихие и задумчивые, постояли, обменялись впечатлениями и побрели дальше, каждый по своим несуществующим делам.