Читать «Поджигательница звезд» онлайн - страница 122

«Вы, Алекс, судья и палач», – сказала Шибаеву странная дама Евгения Львовна. «Сегодня вы судья», – сказал ему Кухар.

Шибаев помедлил и кивнул. Кухар снова налил, и они выпили. Коньяк ударил в голову, и Александр почувствовал голод. Голос Павла то приближался и звучал, громко резонируя в ушах, то отодвигался и снижался до шепота.

– В тот день все шло как обычно. Был праздник – яблочный Спас, никто из нас, разумеется, не верил в Бога и в церковь не ходил, но тут козыряли друг перед другом свободой: Дрюня размашисто крестился, Ляля читала вслух статью про христианские праздники. Тогда уже входили в моду такие слова, как перестройка и плюрализм. Интеллигенция повалила в церковь и поголовно надела крестики.

Жгли костер, валяли дурака. Ирка нарвала яблок, каждый съел по одному. Пекли их на костре. Я ушел в лес, Лена пошла за мной. И на лесной поляне между нами произошло объяснение. Она плакала, мне стало скучно. Я не собирался связывать свою судьбу с ней, говорил что-то об обязательствах перед Лялей… оправдывался.

Потом мы сидели у костра, пели под гитару. В полночь разошлись. Ирина Рудницкая сунулась было ко мне, но я сделал вид, что сплю, и не открыл ей. С кем спала Ляля, я не знаю. Собственно, выбор был небольшим – или братья Куртовы, или Дрюня Иванов.

А утром Ирина разбудила нас сама не своя и сказала, что Ляля умерла. Мы думали, она шутит, но оказалось, это правда. Я помню, как мы столпились у ее кровати, а она лежала неподвижная, полуприкрытая одеялом, с бледным лицом. И сразу стало ясно, что она неживая. И начался кошмар. Девчонки плакали, мы сгоряча бросились собирать шмотки, потом стали выяснять, с кем она была ночью, кто видел ее последним, обвинять друг друга. И я не знаю, что все чувствовали острее – страх или жалость к ней. Нет, знаю! Страх. Не было жалости, только страх. Стас Куртов предложил вызвать милицию. Конечно, милицию, никто не протестовал. А потом Денька сказал, что теперь его точно вышибут из летного училища, и все вспомнили про институт. Я подумал о своей карьере, которая, похоже, накрывалась медным тазом. И о допросах, любопытстве толпы, подозрениях, косых взглядах. И недоверии. Нашей вины ни в чем не было, но эта история тянулась бы за нами всю жизнь. Всю жизнь под подозрением…

Я теперь знаю, что в останках нашли морфин. Как он туда попал – не имею ни малейшего понятия. Мы не употребляли наркотиков. Мы не знали, от чего она умерла. Ирина сказала, с перепою. Или самоубийство. Я сказал, возможно, это сердце. Но в глубине души уже поднималось опасение, что она наглоталась какой-то дряни, наркоты, тем более ее мать долго болела, вероятно, ей кололи обезболивающее. Что-то, наверное, еще осталось. Ляля была безбашенной, шальной. Когда погиб отец, она резала себе вены. Все это пронеслось у меня в голове, и я сказал: «Хватит! Сядем и будем думать. Просчитаем все. И никто отсюда не уйдет, все остаются на своих местах». Они подчинились, как мне показалось, с облегчением. Они всегда подчинялись.