Читать «Ямщина» онлайн - страница 157
Михаил Николаевич Щукин
– Ой, пойдем, пойдем, а то мы тут с тобой задержались…
И Дидигуров проворно проскользнул из коридорчика в залу.
Стол был накрыт по-царски. Жареный поросенок держал в припухлых губах, облитых жиром, рясную веточку темной, переспелой брусники, каждая ягода – с мужичий ноготь, в фарфоровой посудине, изукрашенной по выпуклым бокам диковинными цветами, дымились пельмени, на длинном подносе возлежал, как живой, крутолобый таймень, золотистые и хрустящие даже от взгляда пироги с разной ягодой высились горками, пыхали жаром стопы блинов, только что скинутых со сковородок, янтарный холодец покоился в глубоких тарелках, а еще – кисель облепиховый, кисель смородинный, кисель черничный, а еще – ядрышки кедровых орехов в сахаре, а еще – батарея винных бутылок разной емкости, а еще…
Рагозин ошарашенно уставился на стол, и остренький кадычок на тонкой шее задергался вверх-вниз, видно, слюну никак не мог проглотить парень. Гарденсен только глазами хлопал. А Тихон Трофимович ласково подталкивал его к столу, приглашая садиться.
Расселись.
И только Тихон Трофимович начал было командовать за столом, желая спросить у гостей, кому что наливать, как Гарденсен вскинул обе руки и быстро заговорил. Рагозин перевел:
– Господин Гарденсен не пьет вина и не может так много кушать неизвестных блюд, он просит подать овсяной каши…
Тихон Трофимович осекся на полуслове и сквасился. Один только Рагозин уверенно тыкал пальцем, показывая официанту, что наливать и накладывать. И, никого не дожидаясь, весело принялся за обед. Тихон Трофимович с Дидигуровым молчком глядели на Гарденсена, а тот ни к чему не притрагивался и поглядывал на стеклянные двери, правильно понимая, что именно оттуда ему должны принести овсяную кашу.
Но с кашей запаздывали.
От удивления у поросенка выпала из губ ветка брусники, две темные ягодки, оторвавшись, докатились до краешка стола и упали на пол. Тихон Трофимович в ярости размичкал их ногой, но тут же осек себя и заулыбался, глядя на Гарденсена, думая при этом: «Вот и скаль зубы, как дурачок на Пасху. А ты и есть дурак чистопородный, без всякого подмесу, ничего не разузнал, не разнюхал, а разбежался – здрассьте вам, а оне вам – по шарам! И этот, пенек босой…» Недобро глянул на Дидигурова. Тот поднялся, манишку расправил и объявил:
– Я сию минуту, потороплю блюдо для гостя…
И почапал мелкими шажочками, тихонько прикрыл за собой стеклянную дверь.
Прошло еще некоторое время. Наконец-то принесли кашу. Гарденсен ел, а Тихон Трофимович смотрел на него, как на новые ворота, и никак не мог сообразить – что ему делать-то, о чем разговор вести? И Дидигуров не идет – где его черти носят?
Появился Дидигуров, когда Гарденсен доел кашу и поднялся из-за стола. Появился и зачастил, как ни в чем не бывало:
– Простите великодушно, что задержался, я тут нечаянно известие услышал – мужики на Ушайке нашу сибирскую борьбу показывать будут. Хочу съездить да поглядеть – уж до того глядеть любо, как они – раз, раз…
И тут Дидигуров, будто вспомнив давно канувшую молодость, так ловко изогнулся, так победно показал, как он супротивника на землю обрушил, что Гарденсен встрепенулся, передернув плечами, как от озноба, и выдернул из-за стола все еще жующего Рагозина, быстро стал его о чем-то спрашивать.