Читать «Ямщина» онлайн - страница 130

– Ты, Тихон Трофимыч, человек известный и бывалый, власти тебя знают, вот и решай: как быть? – Захар выложил перед ним мешок с пожитками Чебулы, отдельно – пластину и тетрадь. Степенно разгладил свою пышную бороду и смиренно переступил с ноги на ногу, ожидая ответа.

Тихон Трофимович был не в духе и сначала хотел было послать Захара вместе с находкой куда подальше, но передумал: как ни крути, а мужики с открытой душой пришли, обижать никак нельзя. Но все-таки не удержался и выговорил:

– Вы, ребятки, как дурачки полоротые: сперва начудите, а после совета просите. Ну, и к каким я властям потащусь, чо сказывать стану? Меня же первого и за шкирку возьмут, спросят: а не ты ли, господин хороший, этого бедолагу порешил?

– Дюжев – купец известный, на него не подумают… – Захар преданно, почти любовно смотрел на Тихона Трофимовича.

– Ага – не подумают… Давай-ка, братец, так сделаем. Бери это золотишко и тащи к Цапельману, да тихо тащи, как мышка. Шибко не торгуйся, сколько даст, столько и бери. Деньги меж собой поделите. А эту писанину я себе на память оставлю. И помалкивайте все в тряпочку. Ясно? Ступай, чего рот раззявил?

В тот же день Тихон Трофимович уехал из Каинска, а ямщики, честно поделив деньги, два дня гуляли на славу и развязавшимися языками проболтались о Чебуле, о тетради и золотой пластине. Все это в скором времени стало известно Цапельману, и тот сделал совершенно правильный вывод: ключи от чудских копей находились теперь у Дюжева.

31

«Вот и ладно, нонче с сеном будем, – тихо радовалась Устинья Климовна, ловко и сноровисто переворачивая легонькими грабельками высокие, большие валки кошенины, – зародов десять поставить – и душа спокойна». Но душа Устиньи Климовны была в эти дни спокойна только за покос, который проходил в нынешнее лето ладно и удачливо: трава добрая и дождя нет. А вот помимо покоса… Тревога точила Устинью Климовну. Видела она, что за два дня, которые Митенька здесь был, свял он, как цветочек, литовкой срезанный. Весело торчащие уши – и те, кажется, задорность свою потеряли. И было ей, с одной стороны, жалко младшенького, а с другой стороны, скрепя свое сердце властной хозяйской хваткой, мыслила она совсем по-иному: не с руки им, Зулиным, с расейскими родниться, у которых ни кола, ни двора нету. Им, Зулиным, крепкое свое хозяйство умножать надо, а не брать на шею себе девку, у которой приданого – две юбки, и те заштопаны… И вот так, не выпуская из рук грабельки, переворачивая один валок за другим, тянула Устинья Климовна свою думу, будто свивала из пучка шерсти длинную нитку. И в конце концов порвала ее: «Думай, матушка, не думай, а решенье одно будет: после покоса сватов к Коровиным засылать станем, а на Покров и свадьбу сыграем».

Решив так, она успокоилась, в руках еще веселей замелькали грабельки, и Устинья Климовна без устали переворачивала один валок за другим, нисколько не уступая своим снохам.