Читать «Собрание сочинений. Т. 4. Гражданская лирика и поэмы» онлайн - страница 69

Ной

Тушу оленя в подарок — беру. Данных Ваелем цесарок — беру. Тысячу шкурок козлиных — беру. Вещи в узлах и корзинах — беру. Аве, и Аду, и Цинну — беру. Следуйте чинно в ковчег по ковру.

Амад

Взойдем и мы за вами следом.

Инак

Отец, пойми, ты Ноем предан! Канаты рубят, снимают сходни, они нас губят — лжецы господни!

Ваель

Относят волны от нас ковчег. Я слышу смех, они довольны: одни, под ливнем, мы все погибнем!

Амад

Праотец Ной! Дождь проливной плечи сечет. Струи у глаз, жидкая грязь в ноги течет. Вспомни о нас — кем и для вас создан ковчег! Сыплется град, дети дрожат, дай им ночлег! О, не покинь, к берегу кинь только канат! Камни гремят с горных громад…

Голос Аве

Горе, Амад!

Диск пятый

Дети Дельты

Плывем, плывем, плывем весь день, вода кругом, вода везде, плывем всю ночь, ложась на спины, чуть шевелясь, плывем и спим мы, плывем, с водой желая слиться, и удлинились наши лица, за годом год, за веком век — не стало губ, не стало век, — зато мы получили в дар владенье эхом — наш радар, и в память вписанные знанья о днях Потопа и изгнанья. Морскую воду стали пить, семьею были, стаей стали и скользкой кожей обрастали, чтобы стремительнее плыть. Иных не ведая племен, мы были племенем на Дельте, теперь плывем, плывем, плывем мы — полурыбы, полудети. Все берега отвергли нас, а если мы ползли на берег, с людьми увидеться стремясь, — мы слышали одно лишь — бей их! И кожу обтянула слизь, плывя всю жизнь, мы неустанны, срастались ноги, и срослись, и стали черными хвостами. Теперь мы быстры и ловки, плывем, отбрасывая струйки, срослись, окрепли наши руки и превратились в плавники. И всё же ищем, ищем сушу, пологий берег или мыс, и душу, вложенную в тушу, — стремись — подталкивает мысль — приплыть к земле и берегами пройти, как некогда ногами, которых нет уже…

Амад

Мне все трудней держаться на воде. А сколько лет плыву — не сосчитаю. Креветки поселились в бороде. Где нахожусь — не различаю. Где? Куда веду стремительную стаю своих детей? Все чаще устаю. Все дальше я от стаи отстаю. В тот час, сраженный первозданной ложью, в отчаянье, я бросился один к ковчегу и приплыл к его подножью, и, обдирая о крепленья кожу, я Ноя звал. Но он не выходил. Хватаясь за подпорки для причала, я Аве звал. Ничто не отвечало. Плывя назад, осиротевших я детей увидел и услышал плач их. Потом их настигал уже, ревя. Но повели их в воду сыновья и, посадив на плечи самых младших, поплыли вдаль. И плыли много дней, с водой смирились и привыкли к ней. А облака прочь уходили с неба. Освободилось солнце. И вдали сам Арарат сверкнул в одеждах снега. А перед ним стоял, как на мели, огромный куб недвижного ковчега. Без парусов и весел он не мог на край горы поставить свой порог. Капризом ветра, прихотью волны его то приближало, то сносило, трубили в нетерпении слоны, визжали звери, птица голосила, крылом стуча о дерево стены. Мы издали следили, наблюдая, как он качался, в воду оседая. И с палубы к нам обратился Ной: «Не я — господь послал вам испытанье, проверил вас и ливнем и волной и вам внушил последовать за мной. Вернитесь к нам, живите в нашем стане. Вот ваши жены в перлах и парче. Они вас ждут — спасите свой ковчег». Да, Аве там недвижная была… Молчала Ада и рыдала Цинна. А рядом, словно хищных три орла, стояли мрачно Ноевых три сына, глазами пожирая их тела. Всем племенем мы в глубину нырнули и, вынырнув, канаты притянули. И мы впряглись в набухшие канаты и, бедра натирая до рубцов, влекли ковчег к вершине Арарата, — так плуг влачит измученный оратай. На вышке Ной благословлял пловцов. И наконец на выступ среди снега поставлено подножие ковчега. И в тот же миг свистящий ливень стрел пронзительно понесся вслед за нами. В скопленье беззащитных наших тел железный наконечник полетел… Так в будущем нас будут гарпунами, а может быть, безжалостней и злей разить с высоких палуб кораблей. И мы ушли в подводные глубины, спасаясь от беснующихся стрел. Но стрелы Хама нас не погубили. Мы видели, как вестник голубиный с оливкового веткой пролетел. И мы поплыли. плыли, плыли, плыли, ловили рыб, морскую воду пили. Привыкли дети к пенистой волне, тела их стали гладкими, как камни, и нежных устриц приносили мне, морских ежей, что нежатся на дне. Их руки заменились плавниками, и в рыла превратились лица их, морских детей — наследников моих. А что им было делать? Ежечасно их гнали берега и острова. Где им искать пристанища и счастья? Им оставалось только — превращаться в полулюдей, в другие существа. Но для меня — они все те же дети, детьми когда-то бывшие на Дельте. Инак, Ваель! Я слабну. Я отстану от вас — уже надолго, и навек я в глубину безвыходную кану. А вы, пловцы, стремитесь к океану. Но помните: отец ваш — человек, пронесший вас сквозь ливни и лавины. Плодитесь, размножайтесь — вы дельфины!