Читать «Собрание сочинений. Т. 4. Гражданская лирика и поэмы» онлайн - страница 43

4

Не прерывавшийся и вздохом даже, рассказ товарища нас вел по кряжу: «Снега твердели, кололись иглами, к концу недели уже достигли мы исходной точки для штурма Пика. Вокруг так дико! Лед там не тает зелено-серый, цифр не хватает высотомеру. Прибором зрительным мы приблизительно определили: семь с половиною тысяч метров. Конец идиллии. Свирепость ветра с рычаньем львиным, — Не дать дорогу! — И ставишь ногу лишь вполовину: спугнешь лавину… Цвет неба синий все интенсивней. Все строже стражи седой природы. Отвесней скалы. Идешь усталый, нет кислорода. И горло настежь, и гнутся спины. И все же жаждешь достичь вершины. Был Акбулаков душой отряда, его отрада — чтоб злей преграда, чтоб неприступней, отвесней, круче! Лезть в высоту к ней — ему тем лучше! К труднейшим скалам он мог увлечь нас. Он придавал им жизнь, человечность… Мы шли в огромных туманных кольцах в двух центрах неба И кровь сочилась из носа часто. В четверг случилось у нас несчастье: ослеп товарищ. Он шел без темных очков при солнце и блеске снега… Его начальник отправил в лагерь. Пример печальный пустой отваги! И нас осталось всего четыре. Как нам досталось в вершинном мире! Друг к другу жмемся под снежным вихрем, ждем не дождемся, когда утихнет. Дождались. Утро. Мир тих и светел. Смирился ветер. А горы дремлют в подушках снега. Их будит эхо. Проснулись. Внемлют. Мир ослепили. Со мной вступили в переговоры, как духи в чуде: — Вы кто? — Мы люди. А вы? — Мы горы. Вы к нам хотите? Что ж, подходите и нас не бойтесь. Но позаботьтесь, чтоб был подарок. А мы наставим туманных арок, сиять заставим… И наши взоры высь оглянули. И тут же горы нас обманули. Наш старший — Дорохов — ступил неловко на угол глыбы и рухнул с ворохом снежной ваты… Мы виноваты?.. Мы б удержали, мы помогли бы, но перетерлась его веревка. И, сбросив тормоз, снег вниз понесся за ним в погоню. И там, в заносах, он похоронен и не отыскан. Мы тур сложили и положили о нем записку: „Прощай, товарищ, мы не отступим…“ И дальше — в горы с неостывающим долгим горем… А путь все круче ведет по туче, подобной стаду горбатых яков… („Пик недоступен! Вернуться б лучше…“) Но Акбулаков ни слов не слышит, ни нас не видит, он тем лишь дышит, что вот-вот выйдет к ней — из-за гребня еще не видней — к палатке в небе трапециевидной. Нет, не обратно! Громада блеска в мильярд брильянтов уже так близко! Скрип снежной толщи. Наш Пик все больше! Снег солнцем плавится. Боль в красных веках. На этот белый, оледенелый покров Памира след человека впервые ставится от Сотворенья мира! Шаг здесь неведом. Снег здесь ни разу не тронут следом. Как больно глазу! Опасно, круто. А гребни будто вкруг нас сходились и отступали. Мы не ступали, нет, мы трудились над сложной, темной, головоломной задачей шага. В ушах трубила кровь сонмом адским. Шаг сделать — было трудом гигантским. О, шаг! Как труден, как нужен людям шаг этот новый! Как со снежинок поднять ботинок семипудовый! Еще сегодня была проста ведь шагать наука! И вот он поднят. Вторая мука — его поставить на снег непрочный, где вместо почвы прикрыт, быть может, край трещин, скважин? Но, шаг! Как важен ты людям новым, вперед и дальше идти готовым! Насторожился весь мир безбрежный, высотно-синий. И нам открылся солнечно-снежный шатер вершины. На нем свободно лежат две складки, как на походной простой палатке. Но всё! Я первый упал. Обвисли мышцы и нервы. Спутались мысли. Руками шаришь… Вторым товарищ упал, заплакав. Лишь Акбулаков ползет на гребень, последний в небе. Он верит. Знает. Он в фирн вонзает сталь ледоруба и кошек зубья. Согнувшись низко, он подползает к вершине близкой. Все в мире слепнет от солнца в белых протуберанцах! Но — шаг последний! Приподыматься он начал, словно больной, и снова встал во весь рост он… И вдруг, мгновенно все стало просто, обыкновенно, как акт приемки работы сданной. Следы по кромке в мир первозданный. Их на рассвете обдунет ветер, и вновь бесследно затянет снегом. С какой оценкой тот шаг опишем? Еще ступенькой на свете выше. На метр, но шире всей жизни видимость, и лучше в мире нельзя и выдумать! Пусть след стирается, пусть засыпается, зато увиденный мир удивительный вдаль простирается вновь расступается Вот знамя врыто. Зарею греется гряда суровая. И вот с открытой уже виднеется в студеном небе вершина новая. Скорее к ней бы! И мы увидели, как, встав на гребень, тень победителя легла на небо всего Памира. Гигантским галло ее подняло. Собой полмира она покрыла и повторила взмах ледоруба, как жест всемирный. А к нам по фирну, найдя дорогу, в наш след вступая, вся наша группа шла на подмогу, и песня пелась про жизнь и смелость…»