Читать «Собрание сочинений. Т. 4. Гражданская лирика и поэмы» онлайн - страница 29

Еще больше

О, телефонные монтеры! Невыносимо! Снимите аппарат за неуплату в срок, сорвите все щебечущие провода, и пусть не будет этого убийцы встреч. Все дни мои нанизаны на проволочку золотого голоса. Жизнь начинается у трубки тут, кончается у трубки там. Тащу ее к себе зеленою косичкою шнура, никак не вытащу все остальное к голосу. Так оно и будет. Явлюсь в милицию с охапкой проводов отрезанных, где в каждом миллиметре проволочки есть мое: — Иди ко мне! Вяжите.

Другая любовь

Если были у меня увлечения среди бреда болезни «никогонелюбить» — было одно исключение, исцелительными письмами лечение сумасшедшей и любящей девушки, письмами, которых никогда не забыть, лечение. Из Ленинграда в казенных конвертах со сноской на мост Грибоедова они приезжают ко мне… Я ее не «люблю», она слишком высокая, кареокая, большая лицом и глазами, а хочет казаться мне по плечо. И еще, она подгибает колени и голову набок, и живет в Ленинграде, чтоб не мучиться близко около злого меня. Письма на бумаге для денег (она служит в Гознаке, где печатают деньги). Я ни разу ей не дарил ничего, ни духов, ни чулок, не был с нею в кино и в театре, яблок не приносил из буфета в торжественный зал. Два чудовищных года любит меня, а могла бы любить Владислава (это жених, инженер, двадцать восемь лет, на пять сантиметров выше меня). Когда она пишет, мне кажется, я душою похож на ее слова. А любить — нет и нет наотрез. Она слишком высокая, и мне неудобно с нею стоять в антракте. Я не тот человек, я ломаю две жизни, две любви, две семьи из-за восьми сантиметров разницы в росте. Но письма! В целительных письмах я нахожу целебный экстракт, я пользуюсь ею, пользуюсь больше, чем можно. Она, вероятно, умрет, как девушка-донор во время переливания крови больному в письмах из Ленинграда в Козловск.

Когда…

Когда я делюсь желаньем с товарищем, а он отдаряет меня исполненьем желанья; когда «воскресенье» похоже на «понедельник» и работают шесть воскресений в неделю подряд; когда все уступают друг другу дорогу и поэтому нет толкотни; когда не остается в городе ни одной желающей стать домашней работницей; когда никто не говорит «никогда»; когда исчезает взгляд на вещи как взгляд покупателей; когда крикнуть «люблю тебя» можно при многих прохожих, не опасаясь усмешек; когда «человеку грустно» звучит, как «человек заболел», и имеется скорая помощь для несчастливых; и когда еще и еще другое, о чем я еще напишу, — это мой взгляд на вещи. С глаз долой, базарные жадные вещи, не на вас мой взгляд.