Читать «Собрание сочинений. Т. 4. Гражданская лирика и поэмы» онлайн - страница 26

Слепой товарищ

Приемник радио — товарищ аккуратный, чтец, гость и поводырь, и собеседник мой, ты даришь по утрам кремлевские куранты и по вселенной странствуешь со мной. С тобой не страшно мне жить в невидимке-мире, — мир звучен, слышен мне, объемен и широк! С тобой не трудно мне сумерничать в квартире, пускай один, зато — уже не одинок. Неловкой жалостью не можешь ты обидеть! Мой всеволновый друг, в тебе звучанье дня, все, чтобы слышать, есть, и ничего, чтоб видеть, незрячею судьбой похожий на меня.

Сказка

Вчера о шапке-невидимке ты прочитала сказку мне, о мальчике и поединке с драконом в сказочной стране. Стрела впилась дракону в тело, и шапка мальчика спасла… Но ты зачем ее надела вот здесь, у нашего стола? Тебя не видеть — больно, трудно И я шепчу тебе: — Сними, хоть на минуту, на секунду, на миг ее приподними и покажи полоску света! — Но ты печально молвишь: — Друг! Я не могу: она надета лишь для тебя — на все вокруг…

Из Брэма

Мне хорошо, я тосковать не смею, когда звучит твой голос молодой… Прочти из Брэма о слепом протее, играющем в пещерке под водой. Как весел он в жилище игл и слизней. Потом прочти о земляном кроте. Мне нужно знать, что есть слепые жизни, не жаждущие света в слепоте. Я разве плачу? Видишь — я спокоен. От этих слов расплакаться нельзя. Я б рад услышать что-нибудь такое, чтоб хоть слезой почувствовать глаза.

Тишина

Они боятся темноты. Не помню. Мы этих зримых страхов лишены. Но есть боязнь, доступная слепому, — страх полной, неподвижной тишины. Нет ничего. Нет пенья. Нет звучанья. Нет расстоянья от меня до слов. Но, заблудившись в темноте молчанья, цепляюсь я за тиканье часов. Соломинка в неощутимом море, ниточка звука, я тебя держу по еле слышной звуковой опоре секунда за секундой дохожу до капель в кухне, до шипенья жира, лая в саду и всплеска над листвой, до стука в дверь, до чудных шумов мира, до тишины — где только голос твой.

Пространство

Все вещи в комнате со мною дружат. Ложбинки, выступы, шероховатый стол мне дружно шепчут: «Не споткнись, Андрюша! Ступай спокойно. Повернись. Постой. Я — дверь направо. Я — комод налево. Ни шагу, я — картина на стене…» У пальцев реет, легкая, на нервах, душа вещей, привыкшая ко мне. Меня однажды повели на вечер. Оставили. В буфет пошла жена. Вдруг захотелось мне забыть увечье. Пошел и понял пальцами — стена. Я шел вперед, но странно, что не прямо. Скользящий пол плыл па моем пути. У пальцев справа не кончался мрамор, шел и не мог к чему-нибудь прийти. И вот остановился, утомленный, жалея неудачника-себя. — Андрюшенька! Ты шел вокруг колонны. Ты здесь, где я оставила тебя. Возможно, был тот мрамор драгоценным, — мне не хотелось оставаться тут, хотелось мне вернуться к честным стенам, что головы не кружат и не лгут.