Читать «Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина» онлайн - страница 52

Приметы и религия в жизни А.С.Пушкина

Скажи, какие заклинанья

Имеют над тобою власть?

Ах, ведает мой добрый гений,

Что предпочёл бы я скорей

Бессмертию души моей

Бессмертие своих творений.

Детство

Через две недели после рождения ребенка Сергей Львович и Надежда Осиповна Пушкины повезли свое чадо на крещение в Елоховскую церковь. Там священник торжественно взял младенца на руки и, глядя на воспреемника, спросил:

– Отрекаешься ли ты от сатаны?

– Отрекаюсь, – ответил тот, а затем, символизируя очищение мальчика от злых духов, дунул и плюнул.

Батюшка, выдержав паузу, громко провозгласил:

– Крещается раб Божий и нарекается именем Александр.

Затем вручил младенца куме и пошел к другим прихожанам, а Пушкины, усевшись в карету, вернулись домой. На скромном обеде они то и дело пили за здоровье новорожденного, а виновник торжества крепко спал в своей кроватке. Приглашенные с интересом разглядывали мальчика, пытаясь найти у него черты родителей, а те уже думали, как они будут воспитывать Сашу.

Ребенок рос исключительно способным. К пяти годам он свободно читал по-русски и по-французски. Сергей Львович поощрял успехи детей. Одарённый незаурядными артистическими способностями, он принимал участие во всех домашних спектаклях, с чувством декламировал стихотворения любимых авторов и дети слушали его затаив дыхание. Этим его воспитательная миссия и ограничивалась. Надежда Осиповна также не уделяла детям должного внимания. Из всех родственников только бабушка нянчила их с удовольствием. В этом она находила единственное утешение своей неудавшейся жизни. Специально для внуков она купила под Москвой небольшую деревеньку Захарово и вся семья стала выезжать туда на лето. Для детей это было райское время. Они целыми днями бродили по рощам и лугам, а вечером слушали рассказы Марии Алексеевны. Саша так ярко представлял себе картины, нарисованные ею, что уже и сама она казалась ему сказочным персонажем:

Ах! Умолчу ль о мамушке моей,

О прелести таинственных ночей,

Когда в чепце, в старинном одеянье,

Она духов молитвой уклоня,

С усердием перекрестит меня

И шепотом рассказывать мне станет

О мертвецах, о подвигах Бовы…

От ужаса не шелохнусь, бывало,

Едва дыша прижмусь под одеяло,

Не чувствуя ни ног, ни головы.

Под образом простой ночник из глины

Чуть освещал глубокие морщины,

Драгой антик, прабабушкин чепец

И длинный рот, где зуба два стучало, —

Всё в душу страх невольный поселяло,

Я трепетал…