Читать «Георгиевский крест» онлайн - страница 45
Виктор Павлович Точинов
— Он вообще-то отплыл из города Палос-де-ла-Фронтера.
— Ну оговорилась, бывает… Но он ниоткуда бы не отплыл, если бы рулили анчоусы. И Бертольд Шварц порох не изобрел бы. Представь, мы завтра объявляем референдум: люди, выберите что-то одно, от чего мы откажемся — от космической программы России или от футбола по ящику. Не потянуть нам и то, и другое разом. Результат предсказуемый: вместо сообщений о запусках — пьяные вопли «Го-о-о-л!» из всех окон по субботам. Анчоусам звезды не нужны. А я хочу, чтобы мои внуки туда полетели. Очень хочу.
Она говорила не экспромтом. Выстраданное, давно обдуманное, обкатанное в разговорах с другими умными людьми, озвученное в эфире и высказанное в статьях и книгах. Она была уверена в своей правоте. Жизнь подтверждала все построения. Она не знала лишь одного: что можно сделать, чтобы облегчить процесс родов, процесс появления на свет нового, лучшего мира… Роды, прав Егор, процесс неприглядный и болезненный. А роды продолжаются, головка уже показалась. В Думе обсуждают новый закон, спасающий людей и их будущее от анчоусов. Живешь на пенсию или пособие, не платишь налоги? — не тебе решать, как будут жить те, кто тебя кормит. Дважды или более судился по уголовной? — ну и живи по воровским законам, избирай себе паханов. И еще полтора десятка категорий анчоусов, не нуждающихся в звездах и в избирательных правах. Не хватит банок — построим. Футболом, водкой и работой обеспечим. И будут счастливы все. И люди, и маленькие глупые рыбки. А если клопам кажется Апокалипсисом выбрасывание на помойку старого дивана — то это проблема исключительно клопов.
Потом спор закончился.
Примерно так же, как заканчивались все другие, давние споры.
Она поднялась, прошлась по кухне, выглянула в окно… И спросила:
— У тебя сохранился тот Гамсун?
— Тот самый томик? «Виктория», «Пан» и «Голод»?
— Да.
— Сохранился, — соврал Егор, не моргнув глазом.
— Прочтешь мне пару глав из «Пана»? Не усну ведь после такого денька… А выспаться надо.
Все вернулось.
Спальня была другая, и кровать другая, и время другое, и мир вокруг другой. И они другие. Но все вернулось.
Он ласкал ее долго, нежно, зная, что заводится она медленно, но как заведется, только держись… И она завелась. И он держался, держался, держался, держался, пока мог, как граната с выдернутой чекой, которой отчего-то очень не хочется взрываться. А потом все-таки взорвался…