Читать «Антропный принцип» онлайн - страница 16

Вадим Пугач

Человек со свойствами

1. Забытая сестра

Если память – костер, я сгорю не на этом костре.

Я не то, что забыл о сестре; я забыл, что забыл о забытой сестре.

Если помнить, тогда подскажите, о чем и о ком.

Не о том ли, как ты обучала меня помидоры запивать молоком?

Не о том ли, как ночью вскочили, почувствовав некий симптом,

А потом не слезали с горшков до утра. Не о том?

А о чем? Не о том, как не ладили наши отцы

И заочно друг друга оценивали, допустим, до хрипотцы?

Впрочем, с уст матерей тоже едва ли слетала взаимная похвала;

Только старость объединяет то, что молодость развела.

Так о чем я должен был помнить? Об этом, как его, ну,

За кого выходила замуж, рожала, уезжала в чужую страну,

Разводилась, меняла любовников, с некоторыми из них

Даже знакомила; особенно показался забавен

твой предпредпоследний жених —

Маленький упитанный лавочник, горячий, точно хамсин.

«Made in Marocco» – это, оказывается, не только про апельсин.

Кстати, о муже. Всегда был прост, жовиален и груб.

Несколько лет назад на улице нашли его труп.

…Да, так о чем я должен был помнить? О доме на склоне холма?

На расстоянии выстрела от него стоят другие дома

Другого народа; однако языковая – это ведь тоже семья,

И этот народ помнит о тебе все время. Не то, что я.

2. Доверие

Таджик, в дальнейшем именуемый Федор, чинит дом,

стоящий на склоне холма,

Нормальный, прямоугольный дом, который не выглядит конусом или сферой.

Но что бы Федор ни делал, все равно выходит чалма,

Потому, как бы сказал Левитан, что он это делает с верой.

Между сиренью, жасмином, яблоней – в этой щели, в пазу

Живут друзья мои, разговаривая на визге

Только с соседями. Мы в гостях; я и мой друг ни в одном глазу,

Разве что выпили по немногу виски.

Как тут хорошо, – думаю я. И потом

Подумаю так еще, вспоминая дом с простодушной отделкой.

А сейчас мы следим вдохновенно за тем,

как сердится белка на сосне, цокает, бьет хвостом

И следит за кошкой, которая тоже следит за белкой.

Глаз (тот самый, что ни в одном) оскользает вниз: огородец, колодец, тын.

Как тут хорошо, – думаю я. И снова

Подумаю так; здесь даже есть один эдельвейс, но главное – сын,

И это решает все: вот она, жизнь, фундамент ее, основа.

Здесь еще будут банька, пруд, праздник, коньяк, долма, —

Вся эта прелесть правильной, просветленной плоти,

Потому что Федор, именуемый выше таджиком,

чинит дом не на склоне холма

И вообще не на склоне – скорей, на взлете.

3. Утро в доме, пребывающем в трауре

Есть у вас, например, дети. Эк вы им

Надоели. Всякий ваш оборот им кажется нарочит.

Раньше каждое утро за стеной раздавался моцартовский «Реквием».

А теперь иная музыка звучит.

То есть, знаете, совсем другая аура,

Солнце утром тычет в окна дулом, то ли жерлом.

Но во всем этом стало как-то значительно больше траура,

Будто просыпаешься в помещении нежилом.

Кабы знать, что вберется, что вынется,

Различал бы, верно, где добро, где зло.

Мы с женой встречались со старшей дочерью

в занесенной снегом московской гостинице.

Господи! Не им ли и нас туда занесло?

Слышишь, господи? Она летела куда-то из Токио,

Где еще не рвануло, а мы долго ждали в аэропорту

(Кстати, и там еще не рвануло, зато в соседнем…),

а потом говорили только о

Пустяках, потому что другое не помещалось во рту.

Поле, по которому мы идем, могло бы назваться минным,

И ему бы поверили, а оно бы спросило:

– А ты кто?

– Да вот, иду.

Собираюсь встретиться с младшей дочерью,

поговорить по душам, то есть как минимум

Посидеть в кафе, съесть какую-нибудь еду.

Просыпаться – все равно что потрясать оружьем,

Зная, что не выстрелит: пьеса, видимо, не та.

Я все время кем-то был: любимым сыном, счастливым отцом,

неважным мужем.

Заводи шарманку. Блефовать – так с чистого листа.