Читать «Вторжение. Неизвестные страницы необъявленной войны» онлайн - страница 272

Владимир Снегирев

Сигнал тревоги подается тремя длинными очередями из автомата, пуском красной ракеты, частым боем в рельс у караульного помещения. По сигналу тревоги члены методической группы занимают места по боевому расписанию. Всем остальным специалистам и членам семей рекомендуется укрыться в ванных комнатах. Свет в квартирах должен быть немедленно выключен. Сигнал предупреждения подается двумя длинными очередями из автомата. При этом сигнале все население городка уходит с открытых мест и балконов в квартиры. Свет в квартирах должен быть погашен. Члены методической группы также остаются в квартирах, но должны быть готовыми к действиям по боевому расписанию. Оповещение об отбое тревоги или предупреждения подается редкими ударами в рельс у караульного помещения, голосом, а также по радио. Радиоточки в квартирах должны быть постоянно включены»…

— Так жил КПИ во время войны. Таков был привычный быт советских специалистов, — резюмирует Марина Валерьевна.

Я преподавала на подготовительном факультете старшеклассникам-афганцам, которые, изучив русский язык, поступали затем в советские вузы. Такого удовлетворения от работы я никогда не испытывала. И лишний раз поняла: афганцы умеют отделять то, что происходит вокруг, то есть войну, от наших мирных специалистов. И относятся к советским преподавателям так, как те того заслуживают. К хорошим — хорошо, к нехорошим… Добрый или злой, умный или глупый, порядочный или непорядочный — вот что для них главное.

Ребята, которых я учила, были в основной своей массе из бедных семей. Часто приходили на занятия голодными. Я подкармливала их. Принесешь, бывало, им бутербродов, конфет, а они: «Учитель, это я заберу с собой. У меня дома сестренки, братишки…» Они делились со мной своими переживаниями, я знала многое об их семьях. Наверное, еще и потому был такой резонанс по поводу гибели Алеши и моего ранения, что нас многие афганцы приняли как близких.

Военная обстановка, повторю, с каждым днем становилась привычнее. Автомат под кроватью никого из нас уже не удивлял. Не удивляли и постоянные обстрелы. Эрэсов, правда, тогда еще не было, но случались и диверсии. Взрыв был устроен в общежитии. Однажды заложили бомбу в раковину, чудом никто не пострадал. Наши занятия начинались с того, что мы обшаривали столы, заглядывали во все укромные места — нет ли бомб?

Мне довелось подержать в руках и мину-секрет. Такой вот симпатичный красный фонарик лежал в канавке рядом с дорожкой на территории института, где я и еще две преподавательницы прогуливались после работы. Подняла я этот фонарик, нажала на рычажок — не горит. Наверное, батареек нет, подумала я и открыла корпус. Увидела какие-то провода в пластилине. Мне стало не по себе, и я отбросила фонарик. Оказался он миной-сюрпризом. Чуть-чуть не дожала, иначе бы мы с вами сейчас не сидели и не разговаривали. В награду нам троим, обнаружившим мину, дали… бутылку водки.

И все-таки нам, преподавателям, было легче— мы не видели крови. Однажды, впрочем, случилось увидеть. Было это в восьмьдесят третьем. Сотрудник посольства (говорили, что он офицер КГБ) забрал из школы сына перед последним уроком. Они остановились у дукана, вылезли из машины. И тут раздались выстрелы. Отца убили, сын сорок минут сидел у его трупа, пока на него не обратили внимание наши.