Читать «Вознесение : лучшие военные романы» онлайн - страница 333

Режиссер был мал ростом, головаст, с крепким властным носом, маленьким, косо проведенным ртом и вечно хмурым взглядом, который теперь он обратил к картине, где белесый рыбий скелет плыл сквозь космос, словно последнее свидетельство существовавшей некогда жизни, и звездные миры, его окружавшие, были похожи на горстки костной муки. Они оказались рядом и некоторое время молчали. И если бы кто-нибудь наблюдал за ними со стороны, ему бы показалось, что большая белка встретилась с молчаливым печальным дятлом, обитателем сумрачного бора.

— Ваш последний спектакль грандиозен, — сказал Парусинский, позволив режиссеру всласть налюбоваться рыбьим скелетом. — Вы превзошли самого себя… Эта огромная, во всю сцену, прялка, которая символизирует судьбу, и старуха в валенках, управляющая колесом судьбы!.. Это придает каждой, самой малой сцене значение фатума… Справедливо говорят, вы — Мейерхольд наших дней.

— Вы правильно угадали главную метафору спектакля, — ответил режиссер, не возражая против сравнения с Мейерхольдом. — Она мне явилась во сне.

— После выборов президента мы сделаем все, чтобы ваш театр перешел из разряда главного театра Москвы в ранг главного театра страны. Я хотел вас просить провести в стенах вашего театра собрание творческой интеллигенции в поддержку нашего избранника.

Режиссер не ответил, сжал маленький, криво посаженный рот, наклонил по-птичьи нос и в этой позе перешел к соседней картине, на которой католический монах в капюшоне стоял посреди лунного пейзажа с кратерами и тенями. Минуту-другую оба молча любовались загадочным францисканцем, оказавшимся на Луне. Затем режиссер произнес:

— Не могу не поделиться с вами моими тревогами. С большим огорчением наблюдаю начавшуюся распрю в среде творческой либеральной интеллигенции. Поначалу мне казалось, что это обычная борьба честолюбий, карьер, стремление одних быть ближе к солнцу, чем другие. Потом я увидел, что одни наши влиятельные, пользующиеся безупречной репутацией магнаты ссорятся с другими, не менее достойными и влиятельными. И утягивают в свою ссору интеллигенцию. Значит, в основе этой вражды художников и философов лежит конкурентная борьба банкиров и промышленников. Однако теперь я вижу, что разлом проходит еще глубже. Особенно это заметно теперь, когда в период предвыборной кампании начали стрелять друг в друга из всех калибров. — Они стояли втроем: Парусинский, режиссер и монах. Все трое отбрасывали длинные тени на безводное белесое дно Моря Дождей. — Не могли бы вы, один из главных участников схватки, объяснить мне природу этих столкновений, которые раздирают наш еще недавно дружный еврейский мир.

— А вас не удивляет, — Парусинский взял режиссера под локоть, отводя от лунного пейзажа с монахом, — не удивляет, что та же распря охватила все мировое еврейство? В Израиле, где евреи убивают друг друга. В Америке, где негры, приняв ислам, начинают обвинять евреев в работорговле. В Европе, где еврейское сообщество все громче начинает говорить о германском антисемитизме. Мы здесь, в России, только часть общего раскола в еврействе.